Вот интересно, есть ли на свете люди, которым нравится поздняя
кубанская осень!? Не сентябрь с октябрём, к ним претензий нет! С этими
месяцами всё в порядке. Можно сказать, шестьдесят дней добротного
«бабьего лета», а вот ноябрь, просто бррр-месяц. То «дождь и дождь без
края — нудная холодная вода», то вдруг ни с того, ни с сего снег
повалит. Ненадолго, на день-другой, но всё-таки зимнюю одежонку
доставать заставит.
К чему я это? Да к тому, что внук Тимоха, уткнувшись носом в окно, решает глобальную проблему. Топать ли на улицу, под снего-дождь, или ну его, — но в этом случае
придётся кое-что делать по дому, как-то: убрать свою комнату, а затем
помочь бабушке на кухне.
Находчивый потомок, как обычно, нашёл третий вариант:
— Дед, ворон видишь?
— Ещё бы. Чёрные на белом, — не отрываясь от экрана монитора бормочу я, не понимая, к чему клонит любимое чадо.
— Вот именно, чёрные. Воробьи серые, незаметные, в маскировочной
окраске прыгают и летают, а эти выпендриваются, понятное дело, триста
лет живут, но ведь не бессмертные же.
— Возьми на полке томик «Мифы древней Греции», найди там легенду «О
возлюбленной Аполлона, красавице Корониде, дочери орхоменского царя
Флегия»…
— А вороны здесь причём? — бесцеремонно перебивает меня Тимофей. — У
этих греков, древних, в каждом мифе любовь сплошная, ну ещё и битвы
всякие, а про птиц, мало что написано.
Я осёкся, вспомнив, что согласно легенде этот самый любвеобильный
Аполлон перекрасил белоснежного ворона в чёрный цвет за то, что бедная
птица не успела сообщить божеству о неверности женщины и вовремя не
выклевала глаза красивому парню по имени Исхия, с которым у Корониды
что-то непотребное было. В общем, пока не для Тимофея эти
древнегреческие страсти.
— Внук, ты прав! Давай оставим эти Олимпийские мифы в покое.
— Давай, — тут же согласился Тимоха. — Но вороны-то, чёрные, заметные
и нахальные. Никого не боятся и тырят всё, что плохо лежит. Почему?
Не отвечать на детский вопрос — себе дороже! Проверено многократно!
Не получив ответа, чадо насупится, обидится и откажется есть кашу. А это
уже чревато последствиями, то бишь бабушкиным допросом! С пристрастием!
Именно она — моё спасение, — в фартуке и с неизменной скалкой в руках «материализовалась» в комнате в эту трудную минуту.
— Мужчины! Ворон считаете? Трудное занятие. Как же их отыскать, таких незаметных на белом снегу? Ума не приложу.
— Ба! А почему они чёр…
— Да слышала я ваш научный разговор. Мне мой дедушка много лет
назад совсем иное сказывал, — супруга опустилась на диван, Тимофей
мгновенно примостился рядом и заглянул бабушке в глаза.
— Эта легенда родилась очень давно. Так давно, что её уже и не помнит
никто, — супруга выдержала паузу и продолжила, — много лет тому назад
бок о бок с нашими славянскими предками жили красивые птицы с
белоснежным оперением. Услаждали слух людей волшебным пением. Их так и
называли — наши чаровницы. Поскольку ни магнитофонов, ни тем паче
смартфонов древние люди ещё не изобрели, то помногу часов слушали пение
своих пернатых соседей. Но время шло, и стали замечать славяне, что в
их совсем не богатых домах стали пропадать вещи. То одно исчезнет, то
другое. Один монет не досчитается, другой ложку одолжить просит, ибо
своя куда-то запропастилась. А золотые украшения и пуговицы начищенные
так и совсем исчезли из селения. Хотели помощи просить у Создателя, но
тот и сам постоянные жалобы народа услышал и велел птицам:
— Отныне и вовеки веков это воровство-безобразие прекратить!
Но те ослушались. И дело своё непотребное продолжили.
Что оставалось Богу? Для начала он отнял у негодниц голос. Теперь
каждое утро повсюду слышалось только противное — кар, кар, крра!
Не помогло. Не вняли птицы гласу Божьему. Сильно разгневался он. В
мгновение ока перекрасил их перья в яркий чёрный цвет, и повелел их
величать только так: вор!Он!
А птицы на это теперь обязаны отвечать только одно:
- Кар! Крал!
Пару минут внук сидел молча, усваивая услышанное, потом поднялся и поспешил к себе в комнату, вернулся с планшетом.
— Ба, а как ты это объяснишь? — внук ткнул пальцем в экран.
— Супруга прочла вслух «Парадокс Гемпеля. Допустим, что все вороны в
мире чёрные. Следовательно, все предметы, не являющиеся чёрными, не
являются воронами. Если человек видит ворона, то его уверенность в том,
что эта теория верна, увеличится. А когда он видит красные яблоки, то
это увеличит его уверенность в том, что все нечёрные предметы не
являются воронами…»
Бабушка отложила гаджет в сторону:
— Тимофей, философия — это по части твоего деда. Ему, как писателю, она гораздо ближе.
Внук взглянул на меня.
— А на улице солнышко вышло, снег уже тает, — опережая вопрос
внука, воскликнул я, — и вообще, у нас, кажется, хлеб в доме закончился и
молоко. Мы с Тимофеем мигом в магазин сбегаем.
— И ворон по дороге посчитаем, — подмигнул мне внук, доставая из шкафа курточку.
— Понимаешь, дружище, — я тоже стал облачаться в демисезонное
пальто, — любой орнитолог скажет, что Ворон — «это вам не муж
вороны», а два разных вида, правда одного семейства врановых. Так кого
мы с тобой считать идём?