Джульбарс
– Уу-у-уу! – по-волчьи воет вьюга – протяжно и заунывно, и жуткий страх проникает в душу.
За деревянной щелястой дверью – кромешная тьма. Но в самом подъезде двухэтажного дома – тусклый свет от крохотной запыленной лампочки.
Хозяин, скорчившись, засунув руки под живот, спит на боку у порога своей квартиры. Хорошо ещё, что лежит не на ледяном бетонном полу, а на грязной подстилке, о которую вытирают ноги. На нём куртка на рыбьем меху, на голове едва держится вязаная спортивная шапочка.
И мне, чтобы хозяин не замёрз, приходится греть его: всем туловищем привалился к нему, спасая от убийственного холода, который легко проникает в подъезд.
Неожиданно мой чуткий слух, даже сквозь неумолчное завывание ветра, улавливает посторонние звуки: кто-то несколько раз постучал в окно нашей квартиры. «Скорей всего, Мента нелёгкая принесла,– сразу же определил я. И слепая ярость непроизвольно охватила всё моё существо. – Вот так всегда: только пьяный хозяин на пороге уснёт – Мент тут как тут! Это хозяйка по телефону его вызывает для ночных забав...».
Не успел я подумать о непрошеном госте, как тотчас распахнулась входная дверь, и волна ещё более ознобного воздуха проникла в подъезд.
Да, я не ошибся – явился Мент. Он стоял передо мной в шапке-ушанке, в белой шубе, перетянутой в поясе широким ремнем с жёлтой бляхой. На ремне – кобура. Прыщеватое лицо побурело от встречного, секущего снегом, ветра. Бесцветные глаза сощурены, словно прятались от мороза.
Я и раньше ненавидел Мента лютой ненавистью, а сейчас особенно: по его вине хозяин лежит в подъезде, как пёс бездомный. Я готов был вцепиться в глотку Мента мёртвой хваткой, и меня совсем не пугало его оружие. Напружинившись, готовый в любую секунду к прыжку, я издал грозный рык.
Открылась дверь квартиры. Хозяйка – рыжеволосая, смазливая, кутаясь в пуховый платок, высунулась наружу.
– Трояк, тихо! Не то выгоню на улицу! – прикрикнула она сердито. – Василий Петрович, заходите!
– Как же я зайду? – откликнулся недовольный Мент.– А вдруг он вцепится в меня?! Вот как ты встречаешь – один разлёгся, другой готов разорвать. К тому же, оба проход перекрыли... Ты, Зина, выгони лучше Трояка на улицу!
«Здорово же я тебя напугал!– со злорадством усмехнулся я. – Кишка тонка!». Мне было известно, что Мент – женатый человек. И после бурной ночи, проведённой в чужой постели, вероятно, утром рассказывает своей супруге, как он, не смыкая глаз, выслеживал бандитскую шайку.
– Давай, Зина, выпроводи Трояка, – повторил Мент. – А то я здесь околею...
Хозяйка переступила через своего мужа, взяла меня за ошейник и вытолкнула на крыльцо. Я ничего не успел сообразить, как входная дверь за мной резко захлопнулась. И я оказался во мраке ночи.
Бесноватый ветер разгулялся вовсю, с силой швыряя горстями сухие колючие крупинки снега, которые, будто свинцовые дробины, больно ударяли по ушам и по носу.
Я вздрогнул. Но не от холода, а от мысли – что же теперь будет с моим хозяином? Неужели эти изверги оставили его одного в насквозь продуваемом промороженом подъезде?!.
Когтями я пытался зацепить дверь, чтобы открыть её, но все мои потуги были тщетны. Дверь словно морозом сковало – намертво! От бессилия и полной безысходности горькое отчаяние овладело мною, и я жалобно заскулил.
Вскоре я почувствовал, как холод железными обручами стал сжимать туловище и лапы.
Сбоку крыльца одна доска была оторвана, и я просунулся в отверстие. Там, под крыльцом, тоже собачья стужа ( кстати, почему – «собачья»? – мелькнуло мимолётом ), но зато злобный ветер не проникал сюда.
Я снова мыслями вернулся к хозяину. Хоть бы он проснулся и, затарабанив в дверь собственной квартиры, потребовал крова!.. Однако я знал, что если это и случится, жена всё равно не пустит его через порог. Уже не в первый раз она устраивает подобные спектакли. Бывало, встанет не с той ноги и сходу, как говорится, на ровном месте затевает ссору. «Ты неудачник, несчастный инженеришка с копеечной зарплатой! Алкоголик, тряпка половая!..». Хозяин с привычной покорностью, готовый пойти на любое унижение, пытается успокоить жену: «Михайловна, ну чего ты сегодня разошлась? Ну успокойся, ради Бога...». В эти минуты его глаза похожи на собачьи – такие же верные, преданные и даже заискивающие.
Но для Михайловны каждое слово хозяина – будто керосин для огня. Она кричит ещё громче, ещё истеричнее: «Падлюка, ты мне жизнь отравил! Вон отсюда! И попробуй только нажрись, я тебя ночевать не пущу, скотина!..». Тут она била в самую точку. Хозяин выскакивал из дому, как угорелый. Уязвлённое самолюбие, резкая обида возбуждали его – всегда спокойного и уравновешенного – до невменяемости.
В проектной конторе, где он работал, всё валилось из рук. И через час-полтора хозяин шёл к бабе Шуре, которая давала ему в долг самогон. «Опять твоя благоверная отличилась?» – обычно спрашивала проницательная баба Шура. Хозяин молча вздыхает, и баба Шура подносит ему стакан со смердящей жидкостью, а на закуску хлеб с луком и солью. Попрощавшись со старухой, хозяин брал с собой поллитру самогона. «Ну что, Джульбарс, пойдём трудиться», – обращался он ко мне. Но я-то давно изучил его повадки: коль бутылка оказалась в руках хозяина, ни о какой работе речи уже не может быть. Не доходя до конторы, хозяин поворачивал к пустырю, на краю которого рос кустарник и протекал неширокий говорливый ручей. Это – заветное место хозяина, где он исповедуется мне, единственному его верному другу. Отхлёбывая из горлышка бутылки, хозяин говорит: «Ты, Джульбарс, был свидетелем мерзкой сцены... Чудесная моя собака, скажи мне, – ну что мы за люди такие, существа бездушные и неразумные?! Почему ругаемся часто, отравляем друг другу жизнь? Почему не живём мирно и счастливо?!». Он снова отпивает из бутылки, и облегчающее расслабление постепенно вытесняет горечь недавнего скандала.
Я вздыхаю, я ведь понимаю всё, но не могу объяснить ему эту, в общем-то, нехитрую истину. Жена просто не выносит хозяина после того, как свела знакомство с милиционером, которому я дал кличку Мент. Она как сдурела и будто задалась целью: сжить со свету хозяина. А он, слепой кутёнок, ничего не хочет видеть вокруг себя, по-собачьи верен ей, лишь время от времени, после невыносимых нападок жены, напивается мертвецки. А та этого как раз и добивается. «Пьянице в моём доме нечего делать! – кричит она хозяину через дверь. – У кого, тварюка, нажрался, туда и проваливай!..». Хозяин просит, уговаривает жену, пьяные слезы текут из его глаз. «Михайловна, обещаю, это в последний раз! Пусти домой, Михайловна...».
Я бы на его месте уже вызверился: «Зинка! Открывай дверь, не то вышибу её! Можешь сама на пороге спать со своим хахалем-Ментом, а я – у себя дома...». Но хозяин по-прежнему канючит: «Михайловна, пусти...». Однако та неумолима. И тогда хозяин, сморенный чрезмерной дозой спиртного, засыпает возле порога. Ну, в тёплые дни это не грозило серьёзными последствиями, а вот сегодня, в такой лютый мороз!!.
Однажды, вспомнилось мне, Мент попытался упрятать хозяина на пятнадцать суток, чтобы без помех проводить время с его женой. Но хозяина очень ценят на работе, называют «золотой головой». У него множество блестящих идей, которые он умело воплощает в чертежах.
На службу мы ходим вместе, для меня начальник сделал исключение, сказав всем: «Если Джульбарс благотворно действует на нашего Юрия Ивановича, повышает его умственный потенциал, пусть находится в конторе. Но в штатном расписании числиться не будет...».
Я обычно лежу напротив хозяина, наблюдаю, как он сосредоточенно чертит схемы, производит сложные расчёты. И упиваюсь гордостью, когда к нему обращаются коллеги: «Юрий Иванович, объясните, пожалуйста... Юрий Иванович, а какое ваше мнение по данному вопросу?..».
И вот, когда хозяин вторые сутки находился в изоляторе, упрятанный туда Ментом – якобы за оскорбление в нетрезвом виде стража порядка, его спохватились на работе, поскольку «горел» важный проект. Начальнику конторы пришлось идти на поклон к высокому милицейскому чину, чтобы вызволить моего хозяина из «курортного» места. После этого Мент ещё больше озлобился. А хозяйка во всём ему потворствовала.
Её я не взлюбил с самого начала, когда впервые щенком-несмышлёнышем появился в доме. «Что ты разную нечисть сюда тащишь?! Подбираешь всякую тварь!..» – от женщины веяло злой энергией, и я взвизгнул от испуга. «Я тебе сейчас всё объясню, Михайловна, – заторопился хозяин. – Шёл с работы, а Петька, да ты его знаешь, несёт щенка этого – топить...». – «Правильно! А ты ему помешал!» – «Да ты, Михайловна, глянь на это чудо природы! Смотри, какой он потешный...». И хозяин поцеловал меня в нос. «Может, у него блохи, а ты его лижешь!» – с негодованием дёрнула плечами женщина. А хозяин продолжал: «Я тогда говорю Петьке: отдай мне щенка. А тот: пожалуйста! Давай, мол, трояк на бутылку, и пёс твой. Ну, я дал...». – «Что!? – хозяйка взвилась, словно её кнутом стегнули, и глаза у неё расширились от бешенства. – Так ты еще и трояк выкинул!? Да мне твой товар даром не нужен, не то что за деньги! Иди к своему Петьке и верни псину, а деньги забери! Пусть он лучше щенка утопит...». Но хозяин неожиданно проявил характер: голос его зазвенел, как натянутая струна, которая вот-вот лопнет: «Нет уж, Зина, знай, никому я не отдам его! Он будет жить у нас!». Невероятно, но хозяйка уступила ему. И это, как я впоследствии убедился, была первая и последняя её уступка.
Детей у моих хозяев почему-то не было. Может, по этой причине женщина злилась на весь белый свет?
А вот хозяин во мне души не чаял. Как и я в нём. Мы с ним были практически неразлучны, проводя весь день вместе – и дома, и на работе.
Хозяин дал мне имя Джульбарс, на что хозяйка с пренебрежением заметила: «Какой он Джульбарс, если за бутылку купленный? Трояк он!..». И мне приходилось отзываться на обе эти клички.
Когда я подрос и поумнел, то стал лучше разбираться в людских отношениях. Я понимал, что Михайловна не любит своего мужа, изменяет ему. Порой мне хотелось взять хозяина зубами за штанину и оттянуть его подальше от этой недоброй женщины. «Давай пойдём, куда глаза глядят, – эта фраза сидит в моей голове постоянно, – неужели на хозяйке свет клином сошёлся?». Однако хозяин, скорей всего, верил словам жены, которая нередко пугала его бесславной кончиной: «Без меня ты вмиг пропадёшь! Сопьёшься. сдохнешь пьяным под забором!». За хозяином водится такой грех, выпить он мастак. Но с непутёвой женой любой сопьётся, тут я его ой как понимаю...
Меня зачастую удивляют отдельные люди. Муж и жена – не пара, терпеть друг друга не могут, а живут «законным браком». Словно этот «брак» – ошейник, который никак невозможно скинуть! Мучаются, а... живут.
Как-то мне довелось быть свидетелем разговора, который запал в память. Сосед моего хозяина, Пахомыч, считал, что Бог соединил людей по их противоположностям: уродливого с красавицей, скупого с щедрым, злого с добрым, глупого с умным. «А для чего?» – спросил Пахомыча его собеседник. «Чтобы люди не могли жить лучше Бога, чтобы не загордились...». Я тут же подумал о своих хозяевах. Точно их имел в виду Пахомыч!
Хотя у хозяйки и был несносный характер, мы к ней как-то притерпелись, старались меньше обращать внимания. Но с появлением Мента-любовника её подменили на глазах: она стала ещё сварливее, ещё злее.
Впервые, когда Мент воровски переступил через пьяного в стельку хозяина, я сразу понял – этот человек принёс в дом большую беду. В тот день хозяйка держала меня за ошейник, чтобы я не оставил отпечаток своих клыков на заднице Мента. А он осклабился и произнёс: «Вот это пёс! Громила! А какая шикарная шерсть на нём! Хар-рош-шая шапка получится!». Я зарычал, и Мент быстро скрылся за спасительной дверью квартиры...
Ударившись в воспоминания, я не заметил, как ветер утих, и выплыла Луна. Её яркий призывной свет заставил меня вылезти наружу. Я прыгнул на крыльцо, прислушался: нет ли каких звуков в подъезде? Но за дверью – мёртвая тишина.
Не знаю, что со мной случилось, но я безотчётно, не владея собой, вдруг запел тоскливую песню, не сводя глаз с Луны. В моей песне переплелось всё – и предчувствие безмерной утраты, и невыразимая любовь к хозяину, и сжигающая ненависть к Менту с хозяйкой. Я пел, а Луна безмолвно созерцала с высоты, сопереживая мне... И вот тогда удивительное открытие явилось мне вдруг: мы вечно будем вместе с хозяином! Даже после смерти – вместе! Наши души полетят на Луну, и там, где нет подлости и зла, они встретятся...
Утром по дому разнеслась весть – умер хозяин, замёрз на пороге собственной квартиры.
– Напился, до двери едва дополз, а постучаться, видно, сил не хватило... – сморкаясь и вытирая слёзы, объясняла хозяйка. – Вот до чего водка доводит...
Женщины сочувственно кивали в ответ и тоже подносили платки к глазам: да, хороший был человек Юрий Иванович, золотая голова, но бутылка и разумного не щадит.
Эти лицемерные, пустые слова выводили меня из равновесия. Я-то знал истинную причину смерти моего друга-хозяина. И у меня тут же возникло единственно верное желание: отомстить!
Я побежал к отделению милиции, к месту службы Мента. Ещё издали увидел его, стоящего с кем-то на крыльце. Меня словно пружина подбросила: широкими прыжками, чтобы как можно быстрее сократить расстояние между нами, помчался к цели. Я был ослеплён местью и готов был рвать зубами, раздирать когтями негодяя, виновного в гибели хозяина.
Но Мент опередил меня. Два выстрела подряд оборвали мой марш-бросок. Я забился на снегу, и небо, всегда такое невесомое, вдруг навалилось на меня неподъёмной тяжестью.
Последние слова, которые я услышал на этом свете, были:
– Хар-рош-шая будет шап...
Последняя мысль молнией сверкнула в мозгу: «Скоро встретимся на Луне с хозяином...»
