Немецкий орднунг
Лене уже исполнилось 37, хотя выглядела она значительно моложе. У нее был четырехлетний сын, которого она родила, потому что профессор акушерства и гинекологии Балезин обещал всем русским женщинам вполне здоровых детей, если зачаты они будут до тридцати четырех лет.
Отношения с мужчинами не складывались. Она любила всех, но они предпочитали держаться с ней на дружеской ноге, даже если не были женаты. Может быть, они чувствовали, что Лена очень хочет замуж, но старательно это скрывает.
Все сверстницы уже развелись и вступили во второй и даже третий брак, а она все еще не создала семью.
Красавицей Лена никогда не была, но привлекала людей добротой и ненавязчивым обаянием.
- Немного полновата, ну и что. Анна Каренина тоже не отличалась стройной фигурой, а отхватила самого завидного жениха – Вронского, - думала молодая женщина, разглядывая себя в зеркале. Ей, правда, вспоминались слова университетского преподавателя русской литературы XIX века, который на лекциях неоднократно повторял, что о героях литературного произведения нельзя судить, как о своих соседях по подъезду…
Но мало ли что может сказать молодой человек, только что получивший диплом филологического факультета и начинающий работать на кафедре в должности ассистента.
Лена еще немного повертелась перед зеркалом, охорашиваясь и оглядывая себя со всех сторон, и пошла открывать входную дверь, заслышав трель звонка.
На пороге стояла и улыбалась во весь рот ее школьная подруга Лариска.
- Ой! Ларочка! – удивилась Лена и бросилась на шею гостье. - Заходи-заходи! Сколько же мы с тобой не виделись? Года четыре, а может и больше? Ну, как ты живешь? Кем работает муж? Дети хорошо учатся? – не давала она рот открыть однокласснице.
С Лариской они несколько лет просидели за одной партой, но после школы их пути разошлись. Лена поступила в университет, а подруга очень быстро вышла замуж за какого-то колхозного механизатора и уехала жить в деревню.
Поначалу Лариса часто приезжала в город и, подбросив своего первенца бабушке, убегала «прошвырнуться по памятным местам».
- Скучно в деревне, - объясняла она матери свои отлучки. - Ни театров, ни музеев, ни друзей… Хоть вой! – и добрейшая Тамара Александровна отпускала дочь на все четыре стороны.
Лара звонила по телефону, подруги встречались и отправлялись на поиски приключений.
В обязательную программу входила премьера в театре музыкальной комедии, затем посиделки в кафе, прогулка по центру города и романтическое знакомство.
Лариса умела вызвать к себе интерес мальчиков, любила кокетничать, интриговать, быть в центре внимания, флиртовать, играть…
- Ей бы в артистки надо было податься, - думала Лена, глядя на подругу.
О семейных проблемах Лариса много не говорила, но и так было понятно, что мужа она не любит, ей с ним скучно… Она завидовала свободе подружки и не раз вслух мечтала о том, как бы распорядилась собой, не будь у нее «этого прицепа».
С рождением дочери у Лариски появились новые заботы, потом ей пришлось устроиться на работу, да и мама умерла – некому стало подбрасывать детей…
Подруги встречались все реже и реже, а потом и вовсе потеряли связь.
- Пять лет! Мы с тобой не виделись ровно пять лет и четыре месяца, - сказала Лариска, улыбаясь и разглядывая подругу. – А ты нисколько не изменилась, все такая же умная и добрая. Замуж-то не вышла? - добавила она без паузы.
- Да нет, - ответила Елена неохотно, - но сына родила…
- Сына? Родила-таки? А я думаю, зачем Ленке детские игрушки, - отозвалась подруга, скользнув взглядом по небрежно рассованным по всем углам машинкам, кубикам, трансформерам, оловянным солдатикам, игрушечным автоматам и отдельным деталям, напоминающим собой элементы из детского набора «Лего».
- Но это даже к лучшему… Как зовут?
- Ромка. Роман, - смущаясь, ответила Лена.
- Лет ему сколько?
- Уже четыре годика.
- Уууу! Самостоятельный мужик! Где он сейчас?
- В детском саду.
- А я ведь к тебе по делу, - и Лара испытующе посмотрела на подругу.
- ???
- Приехали мы с дочуркой в институт поступать… Пока суть да дело, познакомилась я с одним мужчиной. Красавец, умница… Отец у него немец, из военнопленных. Женился на русской. Да так и осел здесь…
- Генрих - мужчина хороший, но одинокий. Не везет ему. Жены давно нет. Дочка в Америке учится, - продолжила женщина, наблюдая, как Елена ставит перед ней чашку с дымящимся кофе.
- Пофлиртовала с ним, а он мне и говорит: «Познакомь-ка меня, Лариса, с хорошей и доброй женщиной. Надоело одному куковать. Словом не с кем переброситься. От тебя все равно толку не будет – ты замужем. Может, есть у тебя подруга какая-нибудь. Пусть даже с ребенком...»
- Вот я про тебя и вспомнила. Чем черт не шутит: вдруг у вас получится. Заживете вы счастливо вместе…
К первой встрече с «женихом» Лена готовилась очень тщательно. Сходила в парикмахерскую, купила новые туфли на тонких каблуках, обзавелась яркой, праздничной губной помадой и наклеила накладные ресницы…
Ромку оставила у мамы, а сама поймала такси и назвала адрес Генриха; он продиктовал ей свои координаты по телефону, очень четко выговаривая каждую букву.
Лена решительно поднялась на третий этаж и надавила на кнопку звонка. Дверь ей открыл очень приятный мужчина лет около пятидесяти с седеющими волосами, поджарый, в добротном костюме, улыбчивый.…
- Заходите, Елена, - сказал он приветливо и отступил в сторону.
Лену поразила чистота в квартире, даже некоторая стерильность. Когда она лежала в больнице, так же стерильно было в операционной, куда ее привезли на больничной каталке. Случилось это года три назад, Она тогда перенесла трудную операцию, и ей в память врезались какие-то мелочи того дня…
- А кто Вам помогает убираться? - неожиданно для себя задала она вопрос.
- Я все делаю сам, - гордо ответил Генрих, приглашая ее в гостиную после того, как она сменила свои туфли на музейные тапочки.
- Я только что натёр паркет, а Ваши каблучки могут все испортить, – извиняющимся голосом обратился он к женщине.
- Кофе? Чаю?
- Лучше кофе! – произнесла Елена и стала помаленьку приходить в себя.
Генрих сервировал блестящий кофейный столик по всем правилам искусства: салфетки, кофейные чашки с блюдцами, сахарница с маленькой позолоченной ложечкой, вазочка с печеньем, блюдо с фруктами… Любо-дорого посмотреть.
Они много говорили, отпивая из крохотных кружечек ароматный напиток, приготовленный хозяином строго по рецепту. Генрих рассказывал о себе, о дочке, об отце… Вспоминал добрым словом мать и жену, умершую при родах…
- После этого я так и не женился… Были женщины, но почему-то быстро исчезали из моей жизни, ничего не объясняя или приводя какие-то глупые доводы…
Лена понимала, что нравится «жениху», и это придавало ей уверенности в себе.
Вдруг Генрих запнулся и уставился стеклянными глазами на руки женщины.
Она сидела, опираясь локтем о край стола, застланный салфеткой, а пальцами другой руки теребила бахрому.
- Рассказывай дальше, – попросила женщина, - мне очень интересно. Они легко перешли на «ты» после десяти минут знакомства.
- Что ты сказала? - откликнулся Генрих. – Ах, да… Так о чем я говорил?
Лена всплеснула руками:
- У тебя плохая память? – засмеялась она.
В это время Генрих быстрым движением приподнял со стала ее чашку и поправил салфетку под ней. Посмотрел, прищурив один глаз, параллельно ли краю лежит ткань, и только после этого вспомнил:
- Ах да, я говорил о работе… Еще кофе?
- Да, пожалуй, - согласилась Лена, и хозяин скрылся на кухню.
Женщина оглянулась: в комнате царил идеальный порядок. Окна были промыты так, что стекол практически не было видно. Мебель блестела, как будто ее только что доставили из магазина. На столе, полочках и тумбочках не было ни соринки, ни пылинки - там вообще ничего не было, что бы хоть как-то говорило о хозяине… Пол казался настолько чистым, что по нему страшно было ступать…
Лена вспомнила своего беспокойного Ромку, вечно разбрасывающего немудреные игрушки по квартире, свою перецарапанную мебель, бигуди и косметику, встречающуюся в самых неожиданных местах, стулья, вечно завешенные платьями и нижним бельем, вспомнила полную раковину грязной посуды, на которую обычно не хватало сил, и та оставалась невымытой до утра… Потом посмотрела на салфетку, которую так педантично поправлял Генрих, встала и вышла из комнаты. В прихожей сменила музейные тапочки на туфли, распахнула дверь и, спустившись вниз по лестнице, вышла на грязную, пыльную, шумную центральную улицу…
