Основано
на реальных событиях
1845 год.
Александровский парк Царского села
— Барин! Глядите,
что нашла! — Задыхаясь от бега, дворовая
девка протянула Министру двора Петру
Михайловичу Волконскому свёрток, обёрнутый куском дорогой, французской
ткани.
— Подкидыш, что ли?
Записка имеется? Какого пола? Вот морока на мою голову. Опять моим олухам дознание
производить? Часом не припомнишь,
кто из ваших в интересном положении
давеча пребывал?
— Мальчонка это.
Прехорошенький. — Ответить на другие
вопросы она не успела. Свёрток зашевелился
и по парку разлился звонкий крик
новорождённого.
— Горластый. —
Буркнул вельможа. — Неси в палаты. Не
ровен час, застудится.
Зимний
дворец. Кабинет императора
— Петр Михайлович
у тебя всё? — Самодержец отвернулся от
окна и, скрестив руки на груди, смотрел
на министра.
— В Царском селе
обнаружен подкидыш, мальчик. Мною
произведено дознание и….
— Довольно —
бесцеремонно перебил хозяин кабинета.
Подробности ни к чему. Подыщите бедняге
приёмных родителей. И ещё вот что.
Повелеваю! Когда придёт время для
познания наук, пусть воспитанием отрока
займётся господин Жуковский. Запишите
его в класс к сыну Василия Андреевича.
Там и другие младые Романовы обучаются.
Скучно не будет.
Сказать, что Волконский
был удивлён решением императора — не
сказать ничего. Министр словно превратился
в соляной столб. Молчал, не смея перечить
государю.
— Ступай — наконец,
донёсся до него голос царя. — Докладывай
об этом мальчишке регулярно. И сделайте
так, чтобы слухов и сплетен о подкидыше,
ни во дворце, ни тем паче в городе не
было!
1860 год.
Третья Санкт-Петербургская гимназия
Павел Жуковский —
сын поэта и воспитателя утешал друга,
как мог.
— Саня. Все мы не
вечны. Смерть крёстной безусловно
трагедия. Но ты же носишь фамилию Отто,
значит переживёшь и эту утрату.
— Позволь напомнить.
Госпоже Отто всего лишь было велено
кормить, поить и воспитывать меня. Если
бы ты знал как ненавижу я гимназию. Брошу
её и буду жить самостоятельно. Свободным
человеком.
— Позволь
поинтересоваться, на какие доходы?
— На литературные.
Да и ты, единственный и верный друг, в
беде ведь не бросишь? В отличие от моей
крёстной, твой крёстный отец — император
Александр второй жив и царствует, во
славу всех нас.
Париж.
Вторая половина девятнадцатого века
Из письма в Россию…
— Друг мой, здравствуй. Жизнь потихоньку
налаживается. Работаю секретарём у
самого Ивана Сергеевича Тургенева. Снял
большую квартиру. На первом этаже. И
знаешь, почему? Помнишь, ты подарил мне
часть пушкинской коллекции своего отца,
тем самым поселив в моём сердце страсть
к собирательству. Нынче я решил собрать
самое полное собрание предметов и бумаг
связанных с нашим Александром Сергеевичем.
Создать первый пушкинский музей. А что
же это за музей, ежели он располагается
не на первом этаже? Более того! Теперь
требую от знакомых именовать себя
Онегиным. Хочу набраться смелости и
подать прошение на высочайшее имя, с
просьбой закрепить за моей скромной
персоной эту фамилию. Как думаешь,
одобрит?
(Указом взошедшего
на престол императора Александра
третьего Александр Фёдорович такое
право официально получил!)
— На параллельной
моей улице Мариньян, расположено
респектабельное авеню Монтень. И знаешь,
кто на ней обитает? Не ломай голову.
Дантес! Жорж Шарль! Да, да, тот самый!
Нынче сделал карьеру
и разбогател на поставках газа в столицу
Франции. Однако это нисколько не помешает
мне нанести негодяю визит и вызвать его
на дуэль. Одобряешь?
10
февраля 1887 года. Париж
Из письма в Россию
— В день пятидесятилетия
гибели поэта, как и обещал, отправился
к подонку. Благо идти не далеко. Бросил
Дантесу перчатку и вызвал на дуэль…
Увы, он её не поднял. Заявил, что никакой
вины за собой не чувствует. Дуэль есть дуэль. И наш с тобой Пушкин запросто
мог лишить его жизни. Кроме того, он
якобы принял обет — более никогда не
брать в руки оружия!
Зима
1928 года. Ленинград
Пушкинский
Дом на набережной Невы
— Товарищ директор, принимайте. Пересчитывайте, как
полагается! И вот туточки распишитесь.
Дипломатическая почта, аж из самого
Парижу. Цельных восемь чемоданов. Служащий, облачённый в униформу почтовой
службы, одобрительно крякнул и не
дожидаясь ответа, кивнул рабочим. Те
споро начали вытаскивать объёмный груз
из старенького автомобиля.
***
— Рукописи, автографы
Пушкина, книги, принадлежавшие поэту,
редчайшие архивные документы. — Директор
музея читал вслух опись. Наконец поднял
голову и еле слышно произнёс. — Товарищи.
Вы понимаете. Прибыла уникальная
коллекция. Её передал нашему Пушкинскому
Дому, то есть я хотел сказать Советскому
Союзу, сам Онегин!
***
Александр Федорович
Отто-Онегин ещё до октябрьских событий
завещал всю свою коллекцию и солидный
капитал Российской академии наук.
Однако непременным условием дарителя был пункт о хранении собрания строго в
одном месте.
Тем не менее, он
выполнен не был. Одна часть оказалась
в московском Музее Пушкина, другую
определили в Академию наук. Третья
хранится в доме на Фонтанке.
Лишь единожды её
собирали вместе. В 1937 году. На столетие
гибели поэта!
