За живою водой 22

22. Целовальник

Трое суток дул заходняк, и всё это время киевлян грабили, насиловали и убивали. На четвертый день ветер поутих, однако же его тошнотворный дух всё еще клубился над городом, проникая во все щели и наполняя сердца невыразимой тоской.

В те дни в Киев прискакал Толерант Леопольдович с горсткой приспешников.

Положение его было пиковым. Из Тмутаракани его изгнали, не простив предательства, с ханом Буняком он расплевался. Оставалась одна дорога – идти на поклон к колдуну.

Он сошел с коня у ворот Кремля, и стал умолять стражников, чтобы о нём доложили Гарольду Ланцепупу. После долгих проволочек и унижений, ему, наконец, было дозволено войти в кремлевские палаты.

Гарольд Ланцепуп восседал на великокняжеском престоле в тронном зале, и его змеи, завидев нового аспида, подняли головы и ревниво зашипели на него. Подобострастно кланяясь, лизоблюд приблизился к колдуну, пал перед ним ниц и с благоговением облобызал его сапоги.

Гарольд Ланцепуп пнул ему ногой в морду:

– Чего тебе надобно, собака?

Из глаз холуя потекли слёзы умиления:

– Служить тебе верой и правдой, о, великий царь и господин!

Тонкие губы колдуна изогнула саркастическая усмешка:

– Верой и правдой?

– О, мой владыка! Я стану твоей тенью, твоим самым преданным псом!

Предатель вновь припал к сапогам колдуна, орошая их слезами.

– Ну, ну, – проворчал колдун. – Будет уже... Собака… – он пнул еще разок сапогом в рыло переметчику: – Ишь, целовальник какой!

Продолжение 23. Наваждение