Райкино замужество
– Гля, Райка снова покатила свои пожитки,– послышался женский голос из-за камышового забора. – Раньше хоть ночью перебиралась, а теперь и днем не стесняется.
– А чего стесняться? Село устало о них говорить. Получается, что так, как она со своим мужиком живет, и жить надо. Тьху! – вторил первому женский голос, помоложе.
Не было в голосах ни осуждения, ни злорадства. Сочувствия тоже не было, поскольку действительно Райкины переезды от мужа к матери и обратно, поначалу ставшие сельской достопримечательностью, превратились в вещь обыденную, без которой, однако, село и обойтись уже не могло. Село лишь ждало: когда?
Райка (с некоторого времени Раиса Андреевна – как-никак учительница – в прошлом году институт закончила) катила тележку со своим нехитрым скарбом и к голосам особенно не прислушивалась. Поклажа была легкой – громоздкие вещи Райка давно уже не перевозила – и тележка споро катилась под гору, где в конце улицы, на внезапном взгорке, стоял родительский дом, в котором со дня своего появления на свет она жила до прошлой осени, пока не вышла замуж.
Райка не была красавицей. Обычно если о женщине нечего сказать, говорят о ее глазах, но и глаза у Райки были обычные, если не подкрашивать, конечно. Она их и не подкрашивала, потому как считала это дело зазорным. Необычным у Райки был лишь голос, вернее, смех ее звенел серебряным колокольчиком. Так легко и искренне он струился, словно молодой родник. Да еще коса до пят. Обычная русая, не крашенная. Густая, она ржаной волной накрывала Райку (такую щупленькую и накрыть-то не мудрено!).
На сельскую мерку (да и на городскую теперь, чего уж там!) Райка была старовата для девушки. В двадцать шесть замуж вышла. Иные к таким годам успевали нарожать детей, иные – развестись и по новой замуж выйти, а Райке все не везло.
О замужестве она особо-то и не помышляла. Некоторые ее подружки сразу после десятого – кто за кого – повыскакивали, радостно взялись создавать семейный уют да стеречь семейный очаг. А она, хорошо окончив школу (четверки по пению и физкультуре), пошла в доярки: откликнулась на призыв школьного комсорга – тот, по поручению правления колхоза и рекомендации райкома комсомола, агитировал всем классом остаться в родном колхозе.
Заявление подали все, остались единицы, а сам комсорг «по направлению руководства колхоза» пошел в институт, видать, премировали его за хорошую агитацию. Райка не осуждала его за это. Пусть! Сама тоже поступила учиться. На заочное отделение. На зоотехника. Два года поучилась – бросила. Пошла в педагогический. Председатель колхоза сердился, но со временем поутих.
– Не по мне это,– сказала ему Райка.
– А чего тогда на ферму пошла?
– Все шли, и я пошла...
Председатель сплюнул в сердцах, но больше не приставал. Работала в колхозе Райка исправно и, если бы не выпендрилась со своим учительством – как заметил председатель – вполне могла бы рассчитывать на орден. А так – Грамота от правления к Женскому дню. «Бог с ним, с орденом,– думала Райка,– разве в нем дело?». Класс свой она не подвела: семь лет на ферме добросовестно трудилась, одна из своего выпуска осталась.
А в прошлом году вернулся из института комсорг. Два года проболтался в аспирантуре – с наукой у него ничего не вышло – и принял должность главного инженера. И неожиданно сделал Райке предложение. Она так же неожиданно (впрочем, почему «неожиданно» – старая дева, чего уж там кочевряжиться!) дала согласие. Любовь? Райка и в самом влюбчивом возрасте страшилась своих чувств – себя оценивала реально. Любил ли он ее, она про то не спрашивала. Во всяком случае начали они неплохо. Семейная жизнь ладилась. Райка стала шире смотреть на мир, меньше сторонилась людей, даже гордость засветилась в ее глазах: замужняя женщина, она и есть замужняя женщина, будь ты доярка или учительница. И смотрят на тебя не так, и отношение совсем другое. В городе оно иначе, Райка-заочница живала в городе – там кто тебя знает, есть муж или нет его у тебя. А в селе все на виду. Раз не замужем – значит второй сорт. И никуда от этого не деться.
Слышала Райка краешком уха (чего «доброжелатели» не донесут), что ее Славик погуливает. И про то, что он говорил: для любовных утех, мол, и пожарче найдем, а в дому жена нужна, хозяйка. Слушала Райка и не обращала внимания. Пусть посудачат. Кого в селе не обсудят? Чьи косточки не перемоют? Славик ее был внимательным, предупредительным. Чего еще?
Так прошло полгода. А потом... пошло-поехало...
– Ты чего? – упрекал. – Ты что – не можешь родить? Пустая внутри, получается? Или был у тебя кто?
– Знаешь ведь, что нет, что...
– А-а-а! – махнул рукой. – Баба кого хошь вокруг пальца обведет.
– Не совестно тебе? – смотрела виновато.
– А чего совестно? Чего совестно? Для кого ж я стараюсь? Кому дом строю?
Был бы пьян, так нет же, трезв. Обиделась Райка. Собрала свои вещички, взяла у матери тележку и среди ночи, как воровка, покатила домой.
Мать все допытывалась, что да как. Райка молчала. Тягостные мысли наезжали одна на другую: может прав Славик, может, не будет у нее детей?
Неделя была тревожной. Годом показалась она Райке. А на восьмой день пришел Славик.
– Вот что. Хватит дурить, пошли домой.
И она пошла. Тележку катил Славик. Она шла сбоку. Злые языки подтрунивали из-за заборов:
– Гляди, Райка довесок к приданному повезла...
– Ага, за неделю проценты наросли...
Пока шли, молчали. В доме Славик сказал:
– Ты... это... Проверилась бы у врача, что ли... Ну... по этой части.
– Совестно мне...
– А чё тут совестного? Дело житейское. У тебя одной, думаешь, не все лады? Так что нечего совеститься.
– Да и не была я у врача никогда...
– Ничего, не съест он тебя.
И Райка, отпросившись на следующий день у директора школы, поехала в район. Ей казалось, все на нее смотрят, все догадываются, какая она неполноценная. Все не решалась идти в больницу. А когда пришла, удивилась, сколько тут народу толчется. Больница большая, новая. У регистратуры очередь в три ряда (для городских, для сельских, и отдельно для каких-то, там народу поменьше). Райка стала к сельским. Стояла долго, очередь продвигалась медленно. Думала, не достоится, уйдет. Но ее как раз окликнули:
– Ваша фамилия, девушка?
Она назвалась.
– У нас бывали?
– Да нет...
Записали фамилию, имя, отчество, год рождения и адрес. «Вроде за границу отправляют»,– подумала Райка.
В кабинет врача, оказалось, попасть не так просто: надо пройти рентген, да побывать еще в двух кабинетах. И все бы ничего, да раздеваться приходилось в каждом, а врачи – как назло – везде мужчины. В первом кабинете Райка стеснялась, потом рукой махнула: «нужна я им, у них на баб, наверное, уже аллергия!».
– Отменный женский организм у вас,– сказал ей гинеколог (тоже мужчина!). – Вам, любушка, детишек можно много родить. Замужем?
– Да... А детей вот нет...
– Муж здоров?
Райка кивнула. Пройдя через множество кордонов и оставшись с доктором наедине, она вдруг снова стала сама собой, стеснительной, с комплексами, как до замужества в своем селе.
А доктор любовался ее застенчивостью. Всяких он тут навидался. Такие, как эта, – редкость.
– Может, он к нам приедет, объясним?
– Не-е! – Райка замотала головой. – Не поедет он. Гордый. И считает, я виновата.
– Дурак он у вас, любушка. Дур-рак! Впрочем, намекните ему.
– Я не сумею... А вы, больница, не могли бы?..
– Случай, в общем-то не наш... Впрочем, оставьте адрес, я попробую... Убедить...
Когда Райка вернулась домой, Славик был навеселе. Удивилась: раньше подобного с ним не случалось.
– Путевку тебе достал. В санаторий. Как раз по твоей части. Так что все будет в порядке.
– Не нужна, понимаешь, путевка. – Райка виновато посмотрела на мужа.
– И путевка не поможет, что ли?
– Да нет, все в порядке у меня...
– То есть как? Как в порядке?
– Ну, по этой части...
– Постой, постой! Это что же получается? Значит, если в порядке у тебя, то не в порядке у меня?!
– Не знаю... Вот ты бы к доктору...
– Еще чего?! Чтоб я, мужик…Да никогда! Брешут они все, врачи, наговаривают! Нет, постой, постой, – муж подошел к Райке вплотную, взял ее за подбородок и заглянул в глаза. – Да это же ты все брешешь! Ты! Родить не можешь, и брешешь!
Райка покачала головой. Она, еще когда ехала домой, почувствовала себя совсем другой женщиной: здоровой и сильной, красивой, наконец! А чего?! Она ведь, как все! И застенчивость куда-то подевалась, и неполноценность ушла, как вода в песок.
– Да нет, Славик,– обращалась уже уверенно,– не брешу ни я, ни доктор. Впрочем, поедь, сам убедись. А родить я могу, понял? И могу это доказать!..
– Как же? Разве что, кобель какой на тебя позарится...
Мужа Райка больше не слышала. Она вдруг с тоской подумала, что со Славиком (все так зовут, и она тоже) они совсем чужие люди. И жили-то они эти полгода вместе неизвестно почему и зачем.
Тележка споро бежала под гору, и Райка впервые катила ее с облегчением, зная, что это уже навсегда. А пересуды? Это на несколько дней. А там кто-то другой подвернется на злые бабьи языки...
