1977 год. Лето
Ура! Свершилось! Получили дипломы. Кто-то
красные, но в основном — синие. Не важно.
Теперь мы не студенты, а взаправдашние
инженеры! С высшим образованием! В
подтверждение этого каждому вручили
по ромбику с гербом СССР и молотками.
Но стереть пот, от поглощения наук, не
получилось. Призвали на действительную
военную службу. В качестве курсантов.
Бывшие студенты, помимо занятий на
военной кафедре, обязаны пройти курс
молодого бойца. Познать тяготы армейской
жизни и сдать экзамены. После чего
получить заветные военные билеты с
гордой записью – офицер запаса, воинское
звание лейтенант!
О политической обстановке того
времени
Американский президент взял да и
прилетел с официальным визитом в
Советский Союз. Поцеловался, как и
полагается, с «дорогим» Леонидом Ильичом.
После чего лидеры двух стран приступили
к «разрядке во всем мире». В СССР, было
принято «политическое решение»! Армию
— сократить! Для начала уволить в запас
офицеров достигших сорокалетнего
возраста и не имеющих высшего образования.
Однако штабные "служаки" моментально
нашли лазейку в приказе. Если, товарищ
командир, учится заочно, то увольнять
в запас нельзя, до окончания учебы. А
там как бог даст.
Посёлок Мол..но. Войсковая часть
№....
Каждый офицер этой, «очень сильно
секретной части» – числился студентом
заочником. Следовательно, имелась
срочная необходимость в написании
некоторого количество контрольных, для
получения допуска к сессии.
***
По прибытии к месту дисклокации, курсантам
надлежало поменять презренную гражданскую
одежду на военное обмундирование. Дабы
все, выглядели в полном соответствии с
воинским уставом.
И у меня начались проблемы. Дело в том,
что уже в те юные годы, я позволил себе
носить одежду пятьдесят четвёртого
размера и обувь сорок шестого. Бывшие
студенты — не баре. Получили заношенные
гимнастерки образца сорок пятого года,
и носите, не жалуйтесь. Но верхней одежды
б/у, размера пятьдесят четыре у сержанта
– каптенармуса в каптёрке обнаружено
не было. Произнеся тридцать слов (из
которых двадцать семь — матерные!) он
выдал новый, с иголочки, китель. Зато,
с явным злорадством, укомплектовал
нижнюю часть моего обмундирования
кавалерийским галифе сине-зеленого
цвета. Сапоги по ноге в его "авгиевых
конюшнях" нашлись. Однако натянуть
голенище на икры не было никакой
возможности. С согласия начальства, я
разрезал казенное имущество. Банально
раскромсал штык-ножом голенище так,
чтобы сапоги всё же имели возможность
завершить мой экстравагантный наряд.
***
Пока прихорашивался в каптерке, на
плацу происходила раздача контрольных
работ. Эти задания бывшие студенты, а
ныне бесправные курсанты, обязаны
написать и решить, в кратчайшее время.
Мне, последнему, пришедшему на плац,
досталось задания по «Марксистско-Ленинской философии» и «Научному
коммунизму». (Надеюсь ещё живы и здравствую
те люди, которым приходилось сталкиваться
с этим учением. Они-то меня однозначно
поймут!)
***
Отказаться невозможно. (Иначе экзамены-
не сдать!) Поплёлся в ленинскую комнату.
И о счастье! Нет там первоисточников.
Подшивка газеты «Правда» есть. Полное
собрание сочинения речей Л. И. Брежнева,
Суслова и Устинова – присутствуют, а
вот классиков – нет. Бегом к замполиту.
Так, мол и так! Задание есть, а
первоисточников нет! Срочно требуется
увольнительная, в город Краснодар, для
посещения публичной библиотеки имени
Александра Сергеевича. Ответственный
за политработу затылок почесал, да и
пошёл в штаб оформлять нужные документы.
Знакомый писарь ещё и бумагу сварганил,
с печатью и подписью. В коей сообщалось,
что предъявитель сего, сапоги испоганил
не по собственной инициативе, а сугубо
по необходимости. Вот и получилось, что
после трех неполных дней армейской
службы, я оказался в увольнительной! И
всё благодаря отцам – основателям
научного коммунизма.
***
Схожу на вокзале. Перед глазами уже
мамины пироги мерещатся.
" На троллейбусе домой поехать или
шикануть да и такси взять?"- Не успел
мысль обмозговать, как её банально
оборвал офицер, с красной повязкой на
рукаве. Одно слово- патруль!
– Предъявить документы!
Достаю увольнительную. Всё честь по
чести. А сам в сторону стоянки таксомоторов
глаза скашиваю.
– В тот УАЗик бегом мааааарш.
И оказался я вместо родительского очага
в помещении городской комендатуры.
***
– Как посмел позорить Советскую Армию?
– Капитан смотрел на обувку взгялом
вождя мирового пролетариата на буржуазию.
– Что выдали, в том и хожу. — Съежившись
под взглядом офицера, лепетал я.
– А сапоги казенные, по какому праву в
чёрт знает что, мать, перемать!
Протягиваю бумагу, предусмотрительным
писарем сотворенную. — Не по своей воле,
а токма ради прохождения службы.
Офицер долго звонил в часть, ругался
матерно. (Это у военных, наверное такой
профессиональный сленг, для понятливости
общения). А потом подал уже известную
команду.
– В автомобиль комендатуры бегом
мааааарш.
***
Приехал домой не на такси, а на военном
авто. И знаете, что батя родимый, сказал
при встрече.
– Шо, сынок, ужо, выгнали. Выходит ты у
меня такой непутевый. Даже в армии не
сгодился. Да ещё и на моторе привезли.
Что б, значит, по дороге обратно не сбёг.
Ну, заходи. Гутарить будем.
***
За успешное выполнение задания
командования, и учитывая тот факт, что,
будучи на гражданке я имел честь быть
старостой учебной группы, меня произвели
в сержанты. С полным правом ношения трех
желтых лычек на каждом погоне. Отныне
я не просто курсант, а командир отделения
состоящего из таких же, как я выпускников
Политехнического Института. Главный
по нашей палатке. Отныне отвечаю не
только за себя, а ещё и за десяток
шалопаев, с которыми слопал за годы
учебы не один пуд соли.
***
Как же утром хочется спать, когда ещё
не жарко и в палатку проникает ласковый
ветерок.
Так нет же. — Команда подъём кому дана?
Спичка уже горит! Служившие поймут. А
ещё койку заправить надо. И не абы как,
а специальными палочками уголки отбить.
Как утверждает старшина Дюбош: «Надоть
значит надоть!»
Отбить не успел. Койку заправил. Но не
по-армейскому, а по домашнему. Ровненько
так. Аккуратненько. Как всегда. И надо
же такому случиться - командующий
курсами, полковник Нечипоренко решил
самолично проверить порядок в палатках.
Голос, которым звал меня дневальный,
не забыл до сих пор. («Иерихонская труба»
молча стоит в сторонке.)
Стал перед полковником навытяжку, чуть
не поднял палатку головой.
Ничипоренко ростом ниже сантиметров
на сорок. Поэтому смотрел снизу вверх
устало и обреченно.
– Сержант видишь эти седины.
Я молчал.
– Нет, ты посмотри! Сверху они хорошо
видны! Так видишь? Или у тебя повылазило?
– Вижу – пролепетал я.
— Как думаешь, сколько лет я в армии?
– Не знааааю. Мноооооого. Наверное.
– Больше чем ты живешь на свете –
полковник пытался стать на цыпочки,
чтобы заглянуть мне в глаза. Получилось
плохо. – И за всю службу, я не видел койки
заправленной хуже, чем твоя! Значит так!
Слухай сюда. В свободное время, будешь
заправлять все койки роты. Лично приду
и проверю.
***
Видели вы глаза моих друзей, когда
вечером, перед отбоем, после тяжелого
дня, они не могли присесть на краешек
кроватей, в ожидании начальства.
Ничипоренко обещание выполнил. Пришёл.
Проверил. Ушёл молча.
***
У меня экзамены принимал самолично.
Остался доволен. Крепко пожал руку и
пожелал.
– Ты хлопец все справно выучил. Но в
армию не ходи, не надо. Ты у нас кто?
Мельник? Так и мели муку! Солдат корми
до сыта. О це дило. А ещё — побыстрее,
женись. Пусть жинка кровати застилает.
***
Так уж сложилось, что я в армии не служил.
Но если понадобится, армейскую койку
застелю, в строгом соответствии с
требованиями строгого полковника
Ничипоренко!