Мы дали ей прозвище Каа! В отместку за то,
что она называла нас, учеников восьмого
класса краснодарской средней школы
исключительно бандерлогами. Правда,
прежде чем выбрать для неё эту кличку,
весь класс вынужден был отправиться в
нашу школьную библиотеку и познакомиться
с произведениями Редьярда Джозефа
Киплинга, а именно, закусив губу, прочесть
в конце концов его знаменитые «Книгу
джунглей» ну и «Вторую книгу джунглей»,
конечно тоже.
***
А
теперь о том, как наша Каа, то есть
учительница литературы Марина
Александровна проводила свои эксперименты,
то есть вела урок.
—Ну,
что, бандероги, — леденящим душу голосом,
со стальными нотками произносила она,
— усаживайтесь и трепещите, несчастные,
потому что к доске пойдёт… к доске
пойдёт… к доске пойдёт…
Каа
водила карандашом по открытому классному
журналу, делая вид, что очень тщательно
выбирает очередную жертву. Однако этого
времени нам вполне хватало на то, чтобы
отыскать в учебнике нужный текст и
практически вызубрить его наизусть, ну
или хотя бы знать, о чём в нём говорится.
Дома, в комфортных условиях (то есть без
Интернета, сотового телефона и компьютера
— их в то время ещё не изобрели) нам для
этого требовалось часа полтора, а то и
два. Понятное дело, что именно этих часов
в нашей бурной жизни конца шестидесятых
годов прошлого столетия никогда не
хватало. Ну, сами посудите не прерывать
же ответственный футбольный матч с
командой вихрастых мальчишек из соседнего
двора, только для того, чтобы познакомится
с каким-то скучным параграфом по
литературе. Ведь в нашем 8-м «В» классе
целых тридцать человек, значит, вероятность
того, что Каа спросит именно тебя
составляет всего-то 1/30!
***
—Бандерлоги,
на следующем уроке мы будем разбирать…
будем разбирать по косточкам, — кого
бы вы думали? А разбирать мы будем самого…
самого господина Чичикова, мы будем
разбирать. Так что готовьтесь. И чтобы
«Мёртвые души» отскакивали от ваших
ещё не окрепших коренных зубов. Уяснили?
А я после уроков схожу в нашу библиотеку
и проверю, осталась ли там хоть одна
книга великого Гоголя и если останется
— пеняйте на себя! Приматы!
«Приматы»
из 8-го «В» класса, дружно забрав в библиотеке
книги великого Гоголя, так же дружно
отправились в кинотеатр «Смена», где
милостивые кинопрокатчики, внимательно
изучив школьную программу, благо она в
те годы была единая для всех школ города,
запустили в прокат, соответствующий
этой самой программе фильм. За десять
копеек мы посмотрели эти самые «Мёртвые
души», сэкономив уйму драгоценного
времени, ну сами знаете для чего.
***
—Вот
ты, — длинный и тонкий палец Каа упёрся
мне в грудь, — поведай всем нам грешным,
во что был одет Чичиков. Какого цвета
на нём был сюртук?
А
что я мог ответить, фильм-то мы смотрели,
старенький, чёрно-белый!
С
той поры прошло уже более сорока лет,
но я, наверное, до конца своих дней буду
помнить, что Чичиков был одет во фрак брусничного,
то есть ярко-красного цвета, да ещё и с
искрой!
***
Мы
писали изложение, да не простое, а
заковыристое, потому что с анализом, во
как. То есть учились переносить на
бумагу, ту информацию, которую нам
подробно и по пунктам сообщила наша
Каа. Тема называлась «Анализ рассказа
Толстого "Акула"». На следующем
уроке взбешённая Каа с яростью швыряла
нам на парты тетрадки.
В
тот год меня посадили за одну парту
рядом с Фокиным, с нашим абсолютным
двоечником.
В
моей тетрадке количество красных чернил
составляло примерно тридцать процентов
от синих, у Фокина явно зашкаливало за
сто!
—Вопросы
по оценкам есть? — прорычала Каа. Класс,
разумеется, безмолвствовал. Инстинкт
самосохранения брал своё. Только
бесстрашный Фокин робко поднял руку.
—Что
тебе, убогий, не понятно? — склонилась
над ним учительница.
—Марина
Александровна, я вот тут вместо «брюхо
акулы» написал «пузо» — разве это
ошибка, почему вы вот тут подчеркнули?
Каа почему-то посмотрела не на Фокина,
а на меня.
—Ну,
с ним всё ясно, а тебе, Саша, надеюсь,
объяснять не надо, почему я подчеркнула
это слово. Пройдут годы, ты и сам, скорее
всего, писать станешь. Будь там в своей
взрослой жизни повнимательней с текстами.
Она неожиданно для всех нас улыбнулась.
А я, пацан с городской рабочей окраины,
из микрорайона номер 34, ничего не понял.
Чего писать, где писать, на заборах что
ли. Однако как-то неуклюже и глупо
улыбнулся ей в ответ. По всей видимости,
я в тот момент просто был несказанно
рад своему «трояку», в отличии от жирного
«кола» своего соседа. Учеников в нашем
классе, получивших за «Анализ рассказа
Толстого "Акула"» положительные
оценки можно было по пальцам одной руки
пересчитать.
***
Через
год Каа уволилась и перешла работать в
другую школу. Ей, как педагогу-новатору,
выделили новую квартиру в Черёмушках.
А ещё через два года я сдавал вступительные
экзамены в наш местный политехнический
институт и снова встретился с Мариной
Александровной. Её пригласили ассистировать
на последнем письменном экзамене по
литературе. Я, как обычно, выбрал вольную
тему. Ну, никогда я не мог раскрыть образ
«Катерины в тёмном царстве», не моё это.
А в вольных темах того времени надо было
через предложение употреблять слова
«коммунизм», «партия», «вождь всех
трудящихся», «дорогой Леонид Ильич» и
как минимум четвёрка тебе гарантирована.
Ни один педагог не мог в те годы пойти
наперекор политики партии и правительства,
себе, как говорится, дороже.
Совершенно
инстинктивно, по годами выработанной
привычке я втянул голову в плечи, когда
Каа подошла к моему столу. Склонилась
над моей работой, потом открыла мой
экзаменационный лист, где уже стояли
три пятёрки за предыдущие экзамены,
затем молча кончиком ухоженного ногтя
отметила строчку в тексте и отошла.
Там
у меня не хватало запятой в сложном
деепричастном обороте.
Больше
я никогда нашу Марину Александровну в
своей жизни не встречал. Но не только
я, но мои бывшие одноклассники вспоминают
её почему-то с теплом и любовью. Наверное,
из-за того, что она смогла-таки привить
всем нам любовь к отечественной классике
и, конечно, за господина Чичикова, одетого
во фрак брусничного цвета с искрой!