Семидесятые годы прошлого века. Кафедра спецдисциплин Краснодарского политехнического института.
Ура! Ура! И ещё раз Ура! Два месяца на берегу самого, что ни на есть
Чёрного моря. И сегодня ночью я вылетаю в аэропорт Дранды. Слово то
какое заграничное, сразу и не подумаешь, что это наша солнечная Абхазия.
***
Приключения начались прямо на привокзальной площади.
Местный бомбила (не удивляйтесь, эта категория стяжателей существовала и
в былые советские времена) на мою просьбу:
- На мелькомбинат. - Ответил - Харашо, кацо. Мигом даставлю.
И вот мы едем уже добрый час. Далеко позади остались огни столичного Сухуми, а впереди сплошная темнота да шум прибрежных волн.
Я очень прилично учил спецдисциплины в родной «альма-матер», а потому
зарубил себе на носу, что мелькомбината без огней не бывает. Его цеха
всегда должны светиться как новогодняя ёлка, денно и нощно выдавая на
гора тонны муки, крупы и комбикормов. А огни на рабочей башне элеватора,
в любую погоду, обязаны предупреждать низколетящие самолёты о
приближении к опасному высотному объекту.
- Приехали, кацо. Гони десятку.
Я вышел из машины. Кругом темень непроглядная. Посмотрел на водителя.
Меньше всего тот был похож на былинного Ивана Сусанина. Да и я, если
честно, ничем не напоминал польского завоевателя.
- Ты сказал мел. комбинат. Я привёз. Здесь мел добывают. Детишкам
такие квадратные карандашики делают. Что бы ими на доске писать. Буквы
всякие или цифры. Короче, гони десятку.
Так я познакомился с особенностями произношения русских слов в
здешних местах. Сулугуни у них мягкое, а гласные буквы - всегда твёрдые.
Без каких либо смягчающих знаков!
Прибыли мы в посёлок Нижние Эшеры, где и располагался большой
мелькомбинат аккурат к открытию столовой. Ни кадровика, ни тем паче
директора ещё не было, а вот харчо уже был готов.
- Тэбэ скока хлеба. - Повар держал на весу здоровенную лепёшку.
- Мне, если можно, половинку вот этого - Я показал на лаваш. - И пол порции харчо.
- Бэри всё. За дабавкой ходить тогда нэ нада. - Хохотнул повар.
Я зачерпнул ложкой харчо. - Горячие угли во рту, это всего лишь
банальное сравнение. Скорее всего, под моим нёбом взорвали гранату -
«лимонку», начинённую не взрывчаткой, а безумно острым перцем. Короче, после трёх ложек предоставленные мне пол лаваша - закончились.
- Гаварил же тэбе, бэри цэлый. Я что по твоэму, бэгун на дистанции.
Мнэ лудям кушать гатовить нада. Ничего, скоро совсэм наша еда
привыкнэшь. Это спэрва остро. Патом нармално!
***
Бригада, в которую меня распределили, работала по удивительному
графику. Семь дней в ночь. Семь дней в день, семь во вторую смену и семь
дней выходных. Это для того, чтобы в свои выходные можно было ехать в
соседний Сочи и торговать там на рынке. Я попал как раз на семь дней
выходных. Поселили меня в винном погребе (о чём, конечно, пожалели, но это
уже потом). Больше никаких свободных помещений и даже коек у моей
хозяйки не оказалось. Всё снимали отдыхающие «дикари», платившие
реальные советские рубли, а не предоставляющие мешки с комбикормом,
которыми рассчитывалось за мой постой руководство комбината. Благодать!
Море, солнце, молодое вино и работать не надо, пока. Что ещё нужно
студенту Краснодарского политехнического института. Но потом наступило семь дней в ночь. Не было в моей короткой жизни периода, когда - не
спать семь ночей к ряду. На третьи сутки я вообще потерял временную
ориентацию. Несколько часов полудрёмы в дневное время, под грохот все
проникающих «Летки-енки» и «Мой адрес Советский Союз» - не в счёт.
Короче, совсем скоро я уже мог спать в любом положении, и сидя, и даже
стоя. Одно хорошо, работой меня не грузили. То есть вообще работать не
заставляли. Я слонялся по гремящей мельнице, а потом падал в углу и
засыпал мгновенно, свернувшись калачиком.
И вот однажды меня разбудила боль в правом боку. Кто-то нагло лупил
по нему носком туфли. Я был молод и реакция (даже спросонья) у меня была
отменная. Поймав рукой эту наглую обувь, я резко дёрнул её вверх.
Директор комбината со всего маха шлёпнулся на бетонный пол.
- Ты зачем сюда приехал, спать? Дома спи. Здесь работай. За это
государство тебе деньги платит. - Он потирал ушибленное место. - Утром
зайдёшь ко мне, включу тебя в нашу команду по вольной борьбе. Подсечку
здорово делать умеешь. Будешь честь завода защищать. Может быть даже, в
сам Тбилиси на соревнования поедешь. А сейчас, ступай, работай.
Делать нечего, я поплёлся к своей бригадирше.
- Зина, дай мне какую-нибудь работу. Сейчас директор с проверкой приходил. Меня попинал, за то, что бездельничаю.
- Как это попинал — удивилась бригадирша.
- Ну, как, как. В буквальном смысле.
- Ладно, ступай на первый этаж. Там есть вальцевая Лейла. Смотри, как
она работает. И делай всё то, что она делает. Топай студент. Мне и без
тебя забот хватает.
Делать нечего. Я поплёлся на первый этаж. По дороге умылся под
краном. От чего моё лицо мгновенно покрылось толстой коркой из муки и
теста.
Лейла тряпкой, смоченной в керосине, протирала станки. Стал протирать
их и я. То есть помогать. Вдруг меня кто-то крепко схватил за рукав.
- Да, что же сегодня за смена такая — подумал я. - То туфлей мутузят, то за руки хватают.
Сзади стояла Лейла и качала головой.
- Парень, никогда в жизни больше так не делай. Тебе так делать
нельзя. Не должен мужчина в своей жизни в руки тряпку брать. Не его это
дело. Иначе, сам тряпкой станешь. Иди выбрось её. Я так уж и быть
никому не скажу. Иначе засмеют. Грех- то какой.
Побродив по территории и подышав свежим морским воздухом, я вернулся в
цех. Лейла бегала от станка к станку и крутила штурвалы. Стал крутить
их и я. Если уж протирать станки не мужское дело, то колеса для
управления станками крутить, уж точно, наше — мужское дело.
Закончилась смена, вместо душа я отправился на море. Сплавал до буйка
и обратно да и поплёлся спать в свой винный погреб. Часов в одиннадцать
за мной пришли. Усатый мужик в спецовке грубо растолкал. Правда, на
этот раз руками.
- Началник цэха, крупчатник к сэбэ требует. Ступай. Злой как дьявол. Запросто зарэзать может.
Я опрометью помчался на комбинат.
- Ты, паря, конечно, грамотный — гремел бас начальника цеха. И имеешь
полное право проверять настройки станков. Ты уже без пяти минут, как
инженер. Но вот видишь, какое дело выходит. Лейла лучшая вальцевая нашей
республики. А после твоих вывертов со штурвалами вальцевых станков вся
бригада часа три разгребала завалы из муки и отрубей на этаже рассевов.
Так что в эту бригаду тебе больше ходить не стоит. Я такого завидного
работягу в другое место определю. Уж не взыщи, заслужил. Иначе, не дай
бог, несчастный случай на производстве, случится может. Сам понимаешь,
люди здесь работают - резкие. Все сплошь горцы, во всех своих
поколениях. Народ горячий, как харчо в нашей столовой.
***
Мои ночные смены закончились. Теперь я работал только в дневную
смену. И работу получил очень даже денежную, но тяжёлую, донельзя. Дело в
том, что наша мельница остановилась на годовой плановый ремонт. Ёмкости
для хранения муки без тарным способом через пару дней опустели. А за
мукой приезжали исключительно машины муковозы. Наверное, видели их в
своих городах. Такие длинные жёлтые и пузатые. С надписью вдоль борта
- МУКА. Короче работа моя состояла в том, чтобы со склада тащить мешок с
мукой. Поднимать его на лифте на верхний этаж, расшивать и высыпать муку
в бункер. И так с утра до вечера. Платили за этот «сизифов труд», аж
десять рублей в день. То есть за четыре дня я получал свою месячную
стипендию, а за пять повышенную. Но уставал так, что даже хозяйского
дармового вина пить уже не хотелось.
Через неделю меня опять вызвал к себе начальник цеха.
- Проверяющий к тебе прибыл, аж из самого Краснодара. Преподаватель
твой. Желает посмотреть, как ты тут азы мукомольного производства
осваиваешь. А оно мне надо. Ты сейчас смоешься дня на три, а кто мешки с
мукой в «бестарку» засыпать будет. Короче, я тебе ничего не говорил, а
ты ничего не слышал. Работай, как работал. К концу практики так мышцы
накачаешь, что любого борца сумо на лопатки враз уложишь. Если, конечно, ноги не протянешь. - Он усмехнулся в свои иссини чёрные усы. - А твоего учителя, я беру на себя. Кстати, что он из алкоголя предпочитает, не знаешь?
- Да он у нас старенький, скорее всего язвенник и к алкоголю равнодушный.
Крупчатник опять усмехнулся в свои усы.
- Ну, это мы ещё поглядим. Давай, топай на склад. Ты Зинке-бригадирше
жаловался, что для тебя работы мужской нет. Как видишь, нашлась. Всё.
Позову тебя, когда надо будет.
***
Прошла ещё неделя. Преподаватель из института на территории комбината
так и не появился. Я втянулся в работу и уже подсчитывал, на что я
потрачу такие огромные, кровью и потом заработанные, деньжищи.
- У тебя, вроде бы, должен быть какой-то дневник по прохождению
практики — буркнул начальник цеха, наблюдая, как я лихо расшиваю мешок с
мукой и высыпаю его в бункер для бестарного хранения муки.
- Имеется, но я его ещё не заполнял. Сами видите - некогда.
- Давай, какой есть. И работай дальше. Не дай бог, отдыхающие оголодают и похудеют. Что тогда делать будем.
А ещё через пару дней, он вернул мне дневник. На каждом пустом листе стояла размашистая подпись вузовского преподавателя.
Моему удивлению не было предела.
- Это ещё не всё. У тебя, я так понимаю, практика подходит к концу. Так
вот держи от меня премию за хорошую работу — и он протянул мне два
билета в только что открывшиеся Ново Афонские пещеры. Бери девчонку,
какая приглянется и вперёд. Я там сам ещё не был, но говорят, что-то уму
непостижимое.
- А можно спросить, - набравшись наглости, поинтересовался я. - Как вам это удалось?
Подписанный дневник перекочевал в мой глубокий карман.
- Тяжело — на распев ответил крупчатник. Твой «препод» действительно
крепкий орешек. Ничего пить не хотел, кроме многолетнего вина из Верхних
Эшер, конечно. Его там наши старики на свои собственные поминки
заготавливают. Еле-еле у них выпросил. Так что теперь обязаны старцы
наши жить, и жить вечно. Дай бог им здоровья.
