Пора свадеб
И вот наступила осень.
Большое украинское село сбрасывало
с себя стоптанную обувь, поношенную рабочую одежду.
И преображалось на глазах: становилось нарядным, суматошным, весёлым. Мозолями
затвердевшими, потом обильным, урожаем добрым заслужили люди эту золотую
осень. Теперь можно и отдохнуть от дел
праведных, и повеселиться вволю на свадьбах – молодым счастья-радости пожелать.
В эти дни шумное застолье с плясками задорными, с песнями задушевными кочевало
из дома в дом. И так было каждый год, и, казалось, ничто не может нарушить
заведённый раз и навсегда привычный порядок.
И лишь одно событие – необычное, из ряда вон выходящее – всколыхнуло,
взбудоражило село этой осенью. О нём только и вели вокруг разговоры!
Оля сама съездила
в город за свадебным нарядом.
Вернувшись домой, сказала матери:
– Ну, вроде бы всё готово...
Мать едва сдержала горестный вздох,
в глазах её таилась неизбывная тревога.
– Одумайся, доченька! Пожалей себя, да и нас тоже. Отец валерьянку пьёт,
переживает – сердце за тебя болит...
– Мама, ну сколько можно об одном и том же? – голос Оли не изменился, был
таким же ровным и как бы отчуждённым. И мать душой почувствовала: дочь от своего уже не отступится, все уговоры
бесполезны. И всё же, понадеялась на последний довод:
– Председатель сельсовета Иван Яковлевич отказался проводить регистрацию.
Говорит, не имеет права, мол, нет такого закона...
Оля перебила мать, не повышая голоса:
– Тогда ему придется регистрировать мою смерть.
– Доченька! – У матери подкосились ноги, она упала на колени, из глаз её
брызнули слёзы.– Ты заболела, тебе надо лечиться!..
– Ну, что ты, мама! – Оля опустилась рядом с матерью, обняла её. – Ты не
понимаешь, как я люблю своего Женьку! Очень люблю! Больше жизни...
– Но его же нет в живых! Нет! Ну, нету же его!!.
У Женьки из близких никого не осталось, кроме тётки. Отец его,
офицер-подводник, нашёл успокоение на
дне моря: саркофагом ему и всему экипажу стала подводная лодка, потерпевшая гибельную
аварию. Мать после скорбной вести поседела на глазах и как-то быстро и
незаметно ушла из жизни – навсегда.
Женька уже тогда учился в военном училище, пошёл по стопам отца. А этой
весной в новенькой форме, с погонами лейтенанта впервые приехал из России в
украинское село, где жила его тётка.
Та нарадоваться не могла желанному гостю. И все дни не отходила от плиты,
не зная, каким еще особенным кушаньем угодить единственному племяннику. Женька
взмолился, не выдержав такой чрезмерной опеки:
– Тётушка, зачем вы все это на стол выставляете? Здесь еды на целый взвод!
Одному мне ни за что не управиться!
– Женечка, ты же десантник! Тебе силы ой как нужны! Ешь и не спорь!..
В начале июня установилась жаркая сухая погода. Солнце палило невыносимо, и
сельская молодёжь поневоле потянулась к воде.
– В сауне и то легче. Пойду на речку,– предупредил Женька тётку.
На берегу облюбовал местечко в тени,
под шатровой ивой.
Микроскопические брызги с её листьев остро, но приятно освежали кожу. «Будто
природное иглоукалывание», – подумал Женька.
Он смотрел на быстротекущую реку. В обжигающую холодом воду лезть не было
никакого желания. Удивительно: воздух невыносимо горячий, а вода, как во время
ледохода. Лишь малышня плескалась на прогретом мелководье, где Женьке по
колено.
И тут он заметил девушку в красном купальнике, которая осмелилась переплыть
реку. Она уже достигла середины, движения её были неспешными и уверенными.
Вдруг девушка неестественно, испуганно
заплескала руками. Голова скрылась под
водой, показалась на мгновение и вновь исчезла.
Женька, не раздумывая, с крутого обрыва
бросился в воду, саженками быстро отмахал до того места, где по его
предположению должна была находиться девушка. Нырнул, увидел на дне красный
купальник – девушку течением уже отнесло в сторону. Подхватил безвольное тело,
оттолкнулся ногами от песчаного русла, чтобы поскорее оказаться на поверхности.
Когда вынес девушку на берег, та была без чувств. Женька без промедления
стал делать ей искусственное дыхание.
Сразу же сбежалась молодежь, окружила плотным кольцом. Вскоре кто-то из
девчат воскликнул облегчённо:
– Оля жива! Смотрите, смотрите – пальцы шевелятся!
Так Женька узнал имя очнувшейся
девушки.
Уже к вечеру известие о спасении Оли облетело всё село. Родители ругали
своих детей: «Не лезьте в холодную воду! Судорога – дело нешуточное!..».
На следующий день Оля сама явилась к Женьке. Тот поливал деревья в тёткином
саду.
Оля подошла к нему вплотную.
– Можно, я вас поцелую?
Женька, всегда смелый, находчивый, смутился.
Оля привстала на цыпочках, дотянулась губами до его щеки.
– Ты – сильный! Не дал мне погибнуть… – Она сразу же перешла на «ты».–
Можно, я буду с тобой дружить?
Её серые притягательные глаза взволновали Женькино сердце. Что-то в них
было такое, что никогда не встречалось у других – распахнутость и таинственность,
доверчивость и твёрдость...
С той поры Оля с Женькой были вместе. Уходили в степь, к скифскому кургану,
сидели у его подножья, открывали друг другу души. Если солнце припекало, искали спасительную тень – в лесопосадке или под ивой
у реки. Это был их праздник – единения сердец, зарождения целомудрено чистой, настоящей
большой любви.
– Ну, почему так быстро летят дни? – Оля перебирала шелковистые волосы на
Женькиной голове, которая покоилась на её коленях. – Сама судьба неожиданно
свела нас, а теперь она же и разлучает. Скоро тебе уезжать...
– Я буду часто писать письма, – Женька взял Олину руку, поднёс к своим
губам. – Я буду думать о тебе каждый день – до следующей нашей встречи.
– И я тоже... – из глаз девушки непроизвольно скатились две слезинки,
укололи Женькины щёки.
Он притянул Олю к себе, стал целовать её глаза.
– Ивушка моя... Не печалься, у нас же с тобой всё впереди!
А потом от Женьки пришло письмо.
«Любимая! Ты не можешь себе представить, что о тебе уже кое-кто знает в
части. «Ты весь светишься, – говорят мне сослуживцы.– Возле тебя и другим становится
радостно. Видать, девушка твоя очень уж особенная. Покажи её фотографию...». Я
достаю твой снимок: «Вот она – моя невеста!». Товарищи в один голос восклицают:
«Евгений, мы тебе по-доброму завидуем: такая девушка, такая девушка!..». А я им на это: «Я сам себе завидую!..».
Оля, милая! Ты мне пока не пиши, так как скоро поменяется адрес полевой
почты. Нашу часть отправляют на днях в Чечню, где идёт война с
сепаратистами...».
Больше писем от Женьки не приходило.
Каждую ночь Оле снились голубь и голубка, которые облетали места бывших
свиданий – скифский курган, лесополосу, речную излучину, а затем парочка
влюблённых птиц где-нибудь уединялась и ворковала, не нарадуясь своему счастью.
Но последний сон был ужасный: чёрный ворон смерчем налетел внезапно, схватил
голубя и исчез. А голубка осталась одна-одинёшенька...
Оля проснулась в смятении, сорочка её была мокрой, словно девушка перед
этим была в горячечном бреду. Неожиданно молодое здоровое сердце пронзила
жгучая боль.
А через несколько дней в их дом заявилась Женькина тётка – в траурной
одежде, с посеревшим лицом и красными от слёз глазами.
– Нету больше моего Женечки! Вертолёт сбили ракетой. Даже останков воинов
не нашли. Вот – похоронка... – тётка со всхлипом подала Оле бумагу, а та, не
успев протянуть руку, без сознания упала на пол.
Смерть жениха Оля переносила мучительно. Долго болела, перестала показываться
на людях. Подруги одна за другой забегали, пытаясь отвлечь Олю от горя.
– Хватит тебе убиваться! Ты молода, красавица... Ну не повезло раз в жизни,
повезёт в другой...
И приглашали её на свои свадьбы.
А Оля никого не хотела видеть. И никто ей больше не был нужен. «Мы с Женей
поклялись быть верными друг другу, поклялись любить друг друга, – размышляла
Оля. – И я всю жизнь буду верна этой клятве!..». Именно тогда ей пришла
спасительная мысль: расписаться с Женей, пусть и несуществующим, в загсе. Зато
она будет официально считаться его женой и носить его фамилию. И это поможет ей
сохранить верность их любви.
– Такого в моей практике ещё не бывало...– только и смог вымолвить Иван
Яковлевич, председатель сельсовета, когда
Оля принесла ему заявление.
Родителей наповал сразило такое решение единственной дочери. Лица их
осунулись, потемнели от горя, но Оля была непреклонна:
– Это окончательно и бесповоротно! Женя должен стать моим мужем…
Даже Женькина тётка не выдержала, высказала Оле:
– Девочка, да я бы только мечтать могла о такой невестке, как ты! Но Жени,
к сожалению, нет в живых, могилки после него не осталось... А ты – живой
человек, у тебя теперь право выбора другой судьбы.
– Женя – моя судьба! – стояла на своём Оля.
Так никому и не удалось переубедить её.
После того, как чёрный ворон схватил голубя во сне, Женька больше Оле не снился.
Она постоянно думала о нём, его образ не улетучивался из её души, а вот во сне
так ни разу и не являлся. Кажется, ей вообще перестали сниться сны: утром Оля
вставала с тяжёлой головой, с пустотой в груди, с нежеланием окунаться в
постылую реальность.
И вдруг за день до того, как Оля должна была прийти в загс, чтобы получить
свидетельство о браке, ей приснился сон.
Идёт она по центральной сельской улице в белоснежном свадебном наряде, а на
голове – чёрная фата. Рядом дружок несёт увеличенный портрет Женьки, с муаровой
чёрной лентой на углу рамки. За женихом и невестой всё село шефствует: ни возгласа,
ни смеха, люди опечалены, задумчивы... И тогда Женька обращается с портрета к
Оле: «Будто кладбищенская тишина! Разве так бывает на свадьбе?». «А что же нам делать?» – спрашивает Оля. «Любовь
должна приносить радость, а не горе. Если ты меня любишь по-настоящему, то люби
своим сердцем, своей памятью. Пусть и очень короткое время, но мы с тобой были
счастливы...».
«...Были счастливы... Были счастливы...» – подхватывает эхо его слова.
«Моя смерть – это закономерная неизбежность: война без жертв не бывает. А
ты живи теперь и за меня, и тебе я желаю только мирной жизни. У тебя будут
дети. Своего первенца назовешь Женькой...».
Оля проснулась.
Первые робкие лучи осеннего солнца уже весело трепетали на оконной
занавеске. Появилось нестерпимое желание поскорее встать, подойти к матери и
сказать ей: «Доброе утро, мамочка!..».
