Бабушка
«Вот невезуха! Угораздило же меня прикатить сюда на выходные! Нет бы на пару дней позже…» – корил Сергей себя, стоя на перроне.
Но деваться некуда, назад не повернёшь. В душе-то понимал, что ему не терпелось поскорее увидеть город, пообщаться с его жителями.
«Ладно, пойду в разведку» – решил он. Покрутил в руках диплом инженера-строителя – брать ли с собой? А зачем? Кинул документ в чемодан и сдал его в камеру хранения.
День только начинался, и не так уж много людей попадалось навстречу.
Сергея обрадовало, что улицы в этом старинном южном городе чистые, опрятные, зелёные. Он с нескрываемым интересом разглядывал архитектуру зданий, читал вывески. «Раз уж судьбой назначено здесь жить и работать, значит, и присматриваться надо ко всему, изучать… Теперь у меня начинается новый период жизни – нью лайф», – подумал парень. Глянул на витрину универмага, мимо которого проходил: стекло отразило его целиком – крепкого телосложения, выше среднего роста, с непокорной шевелюрой. «Не мешало бы постричься…» – отметил он между прочим.
По расспросам Сергей вскоре нашёл строительный трест. Современное высотное здание с широкими окнами смотрелось впечатляюще. Парень присел на боковую гранитную стенку парадного крыльца.
Утреннее, уже горячее, солнце быстро нагревало воздух. «А днём-то, пожалуй, пекло будет», – сделал вывод Сергей.
С лёгким дребезжанием открылась входная стеклянная дверь. Вышел старик в серых брюках и белой рубахе навыпуск. На голове полевая военная фуражка.
«Вахтёр, – определил Сергей, – бывший военный, или для форса фуражку надел, чтобы видели – на службе человек!».
Старик-вахтёр подозрительно глянул на парня. Для него тот – лицо постороннее, невесть откуда явившееся в учреждение, где никого не было.
– Здравствуйте, – поднялся Сергей.
– Здоров, – едва буркнул под нос старик.
– Приличный домик! Такой бы построить – память на всю жизнь!
– Для себя строили, старались, – произнёс старик так, будто принимал в этом деле первейшее участие.
– А вот я приехал работать к вам… После института. Да подгадал неудачно – на выходные дни, – проинформировал Сергей старика.
– Для кого выходной, а для кого и нет, – возразил вахтёр.
– Сколько в этой девятиэтажке кабинетов?
– Не ведаю, не считал. Для чего тебе? – спросил старик.
Он снял фуражку, носовым платком вытер пот на лысой яйцеобразной голове.
Сергей чуть не прыснул. Без фуражки вахтёр потерял важность, разом превратившись в обыкновенного пенсионера, который вышел из дома проветриться. А тот подержал в раздумье головной убор и снова надел.
– Хотел прикинуть, сколько же вмещается сюда руководящего состава… – Сергей улыбнулся старику.
– Боишься, что тебе кресло не достанется?
– Да ну! – отмахнулся парень. – Вы меня совсем не так поняли! Чем больше кабинетов, тем больше в них бюрократов. А я, наоборот, о стройке мечтаю. Хочу быть прорабом.
– Похвально, – вахтёр пожевал губами. – Да только прораб для рабочих тоже начальство, которое тебе почему-то не по нраву.
Видно, его задело, что этот молокосос так запросто рассуждает обо всём. И для него не существует никаких авторитетов. Сам же вахтёр на этом посту давно числился и всех, работающих в здании, знал в лицо, поскольку они не раз и не два в течение дня проходили мимо него. Но вахтёр выражался иначе: «Через меня…». Когда его спрашивали, где тот или другой начальник, он неизменно отвечал: «Этот через меня ещё не проходил… А этот недавно прошёл через меня. Наверное, у себя в кабинете…». Поэтому любое неуважение к работникам треста вахтёр воспринимал как личное оскорбление.
– Прораб – тоже начальство, – повторил старик и едко поинтересовался, – рабочим вы хоть были когда-нибудь, молодой человек? Чёрного, неблагодарного труда испробовали хоть раз в жизни?
– Почему неблагодарного? Любой труд почётен, – спокойно высказался Сергей. – Каждое лето в стройотряде пахали. Называется – трудовой семестр.
– Пахали… – с сомнением протянул старик. – Пахали…
– Можно зайти в вестибюль? Ознакомиться, посмотреть, где отдел кадров? – попросил вахтёра парень.
– Нельзя! Не положено! В понедельник приходи, отдел кадров как раз на первом этаже. – И старик отступил к стеклянной двери, как бы баррикадируя её своим телом.
Сергей вздохнул, ничего больше не говоря. Понял – в трест ему дорога пока закрыта. «Солдафон!» – ругнул он в сердцах вахтёра.
Теперь народу на улицах прибавилось.
«Может, в кино сходить? На утренний сеанс? Там прохладно, и время быстрей убью». Но тут ему бросилась в глаза вывеска «Гостиница». «Как кстати! – обрадовался Сергей. – В общагу когда ещё смогу устроиться, а пока здесь перекантуюсь».
Высокий просторный холл гостиницы чем-то напоминал аэровокзал. На стенах аэрофлотовские плакаты с пожеланиями приятного полёта. В глубине холла длинная стойка. За ней в полном одиночестве находилась молодая женщина, разглядывавшая журнал мод. Появление посетителя она совершенно проигнорировала. Возле неё наклонно стоял художественно оформленный трафарет «Мест нет».
Женщина была в красивом платье. И хотя она сидела, Сергей догадался, что фигуру имела на зависть многим. И лицо привлекательное, чистое. Очевидно, косметикой пользуется умеренно.
Он успел рассмотреть холл, ожидая, когда женщина оторвётся от журнала, но первый не выдержал:
– Здравствуйте!
Однако ответа не последовало. Женщина даже не отреагировала на приветствие.
– Найдётся у вас для меня место?
– Неграмотный?! – рявкнула вдруг женщина, сразу превратившись в грубую администраторшу. – Написано! Разуй глаза!
Это рык так не вязался с её внешностью, что Сергей опешил. Впрочем, он не из пугливых.
– Повежливее нельзя?
– А для чего табличка? – На этот раз рык женщины был на полтона ниже.
– А для чего вы тогда здесь? – спросил в свою очередь Сергей. – И потом… Вон на стене висит плакат «Добро пожаловать в наш город!». Ну и что? Я пожаловал к вам, а поселиться негде!
Однако он уже понял, что ничего путного от неё не добьётся. Контакта не вышло с самого начала, и придётся ему эту ночь провести на вокзале. Но Сергей решил всё же довести разговор до конца.
– Директор где?
Молчание. Он для администраторши, увлечённой журналом мод, по-прежнему не существовал.
– Я вас спрашиваю, где директор гостиницы? – повысил Сергей голос.
– Дома отдыхает! – рык в ответ.
– Ничего, завтра приду и поведаю о вашем отношении к клиентам. По-моему, вы не соответствуете занимаемой должности. Вас надо в три шеи гнать отсюда!
Администраторша пронзительно испепеляющим взглядом оглядела посетителя с ног до головы, словно оценивая – стоит ли с ним связываться. Сдержалась, не рыкнула.
Оказавшись на улице, Сергей подумал: «А ну её к монахам! Может, она любовница директора, раз уж её держат здесь…».
Сбоку гостиницы прилепилась пристройка, на фасаде которой рекламный плакат призывал стричься, бриться, любить себя – красивого.
«Вот и постригусь», – обрадовался парень.
В помещении, кроме мастеров бритья и стрижки, никого не было.
– Садитесь, – показывая на кресло, пригласил парикмахер. – Что будем делать?
– Поколдуйте, чтоб на человека был похож, – пошутил Сергей.
Парикмахер с недовольно-кислым выражением лица взял гребень и ножницы и резкими движениями начал выхватывать пряди.
– Вы что вытворяете! – не выдержав, возмутился Сергей. – Не умеете стричь, не беритесь!..
Его шевелюра теперь представляла жалкое зрелище, а голова напоминала снимок лунной поверхности – с кратерами и бороздами.
Парень решительно отбросил простыню в сторону. И с красным от негодования лицом обратился к девушке-парикмахерше, которая с любопытством наблюдала за происходящим:
– Вы только гляньте, как он поиздевался надо мной!.. Прошу вас, постарайтесь исправить…
Девушка с готовностью взялась за работу. А перед этим шепнула на ухо Сергею:
– Напарник не похмелился ещё, поэтому дёрганый весь. Хотел на вас заработать – на похмёлку…
Сергей заплатил за стрижку вдвое больше. В какой-то мере был благодарен девушке-мастеру за умение. Если бы не её золотые руки, пришлось бы налысо стричься.
Настроение у него было окончательно испорчено. И надо же, к городу моментально пропал интерес! Такое ощущение обычно возникает у человека, неудачно отдохнувшего в лесу. Вначале всё прекрасно: и птицы поют, и цветы благоухают, и трава на полянах шёлковая, и деревья дарят спасительную тень. Отчего рождается в душе безотчётная тихая радость, чуть ли не блаженство. Но вот налетели неизвестно откуда насекомые – мошкара, овода – искусали в кровь. Да ещё и гадюка из-за кочки язычком ядовитым постреливает и всё – конец блаженной радости. Сразу же появляются мысли о бегстве из леса.
Сергей шёл, без преувеличения, куда глаза глядят. И очутился в районе, где наряду с пятиэтажками стали попадаться дома пониже – в один, два этажа.
У него неожиданно проснулась жажда. Это жара постепенно давала знать о себе.
На перекрёстке увидел маленький магазинчик в небольшом строении, бывшим когда-то жилым. «Зайду, авось минералка или лимонад есть…».
Двери в магазин открыты настежь, вход перекрывали свободно висящие полосы из полиэтилена, как защита от мух.
Очередь из нескольких женщин громко гомонила.
– Ну да! Ну да! Ишь какая! – верещала рябая баба, обращаясь к продавцу. – Нам-то сахару не более трёх кило в руки, а ей сразу пятнадцать!
– И мешок муки! – с ужасом ахнула её соседка. – С какой радости?!
Пожилая, с остатками былой красоты на лице, дородная женщина увещевала возмущённых:
– Поймите вы! У неё особая статья! У неё жизнь так сложилась и…
Но ей не дали досказать. Снова перебила рябая.
– Адвокатка! Чужая жизнь – потёмки! И откуда вы всё знаете?! А может, она самогон будет гнать?
– Бабы, бабы, да ну вас! – это успокаивала всех маленького роста женщина – средних лет. – Не для себя она всё это берёт, поймите же!..
Только теперь до Сергея дошло, что это не просто гомон, когда несколько женщин шумно разговаривают между собой, выкладывая последние новости, а обыкновенная скандальная разборка. Заметно было, как очередь разделилась на две половины: одни нападали, обвиняли, другие защищали.
От прилавка отошла согнутая возрастом и тяжкой работой старушенция. Лицо её в неглубоких мелких морщинах выглядело скорбным. Она сейчас находилась в стороне и руками отмахивалась от всех, а губы её будто шептали: «Господь с вами, люди добрые! Не возводите напраслины! Ничего мне от вас не надо, только оставьте, ради Бога, в покое…».
Дородная женщина обернулась к старушенции, сказала ей:
– Надо вам было сделать несколько заходов, за несколько раз всё бы и взяли…
– И то так, и то так, – согласно закивала старушенция. – Да уж здоровья-то на это не стало хватать.
«Что за город такой! Что за люди живут здесь!? Куда ни ткнусь, всюду недовольство, раздражение, крик…», и Сергей уже заранее стал жалеть себя, что вот не повезло ему с распределением. Ему уже представлялось, что и на стройке его ждут лишь скандалисты, как эти женщины, и бракоделы, подобные парикмахеру. Нет, не об этом он мечтал, совсем не об этом…
Пить расхотелось, и он повернулся, чтоб уйти восвояси, но не успел. Продавец заметила его, позвала:
– Эй, молодой человек, а ну-ка подсобите! Не сочтите за труд. – И она глазами показала, чтобы зашёл за прилавок. – Берите вот этот мешок, несите на улицу.
Мешок был тяжёлый, с мукой. Сергей с натугой поднял его и понёс к выходу. Старушенция выбежала раньше, придерживая полосы в проёме.
– Вот сюда, касатик, на тачку! Вот спасибочки тебе, вот спасибочки! Дай Бог тебе счастья и невесту хорошую!..
Сергей глянул на рубаху и брюки, взявшиеся белым налётом, и, представив, как старушенция будет тащить тачку, предложил:
– Ладно, бабуля, давайте заодно отвезу. У меня сегодня времени уйма!
Было и ещё обстоятельство, о котором он умолчал. У бабульки можно будет одежду почистить и воды напиться.
– Ой, сынок, ой, касатик! – взволновалась от радости старуха.
– Куда везти?
Старуха махнула неопределённо вперёд, и Сергей покатил тачку. Рядом семенила сгорбленная старушенция, чтобы не отстать. Они прошли почти до конца улицы.
– Бабуля, далеко? – спросил Сергей, чтобы не молчать. А хотел другое сказать: «Зачем тебе, бабка, муки столько? У тебя семья – двадцать человек?».
– А вот и моя хата! – старуха споро метнулась, открыла широкую калитку.
Тачка свободно проехала через неё.
Во дворе был идеальный порядок, дорожки подметены. Домик, хоть и скромный, но аккуратный. Беленький, с синими окошками и под красной черепицей, будто сказочный.
– Сюда, сынок, – старуха показала на летнюю кухню стоящую сбоку.
Сергей занёс мешок в помещение. Воздух в нём насквозь пропитался ванилью, вареньями – был приторно сладок. Понятно, что пироги тут пекут очень часто.
Старушенция в это время сбегала в домишко за одёжной щёткой, принялась на Сергее чистить брюки, согнувшись пополам. Тому стало неловко, он хотел перехватить щётку, но старая не дала, ласково приговаривая:
– Из-за меня выпачкался, так уж дай привести тебя в порядок.
После этого Сергей, ещё раз осмотрев понравившийся ему двор, попросил:
– Дайте воды, и я пойду.
– Нет, касатик, нет! Сначала пирогов моих отведай.
Как парень не отнекивался, старуха силком усадила его за стол. Сняла белый рушник, которым было накрыто вместительное, дешёвого стекла, блюдо. А в нём горкой румяные аппетитные пирожки, и рука Сергея поневоле потянулась к ним. Старуха поставила поллитровую кружку компота. И села напротив, положив руки на стол, как примерная ученица.
– Чей будешь? Как звать?
– Приезжий я, бабуля. Сергеем кличут. Буду у вас работать, – он, уписывая за обе щеки такие удивительно вкусные пироги, вкратце рассказал, почему здесь оказался.
– А жить-то где будешь?
– В общежитие устроюсь.
– Ну-у-у, пока устроисся… – нараспев протянула хозяйка. – А пока у меня побудь. Не стеснишь, я ведь одна. Ну, ты, касатик, ешь-пей без всякого… Располагайся тут, отдохни, а я сбегаю пока. Дело у меня есть…
Она сняла с плиты таз, тоже накрытый чистым рушником. Было ясно, что и там точно такие же румяные пироги.
У Сергея кусок чуть не застрял в горле. «Она их на продажу пекла, сейчас на рынок понесёт, а я тут уминаю! Не иначе, к спекулянтке попал!..»
Но старушенция, очевидно, раскумекала его настроение.
– Ой, касатик, я ж не пояснила тебе, куда иду… Зарок иду исполнять. – Поняв, что гость ничего не может взять в толк, продолжила: – Я в твоём возрасте за границей побывала. Не по своей воле. Девчонкой насильно вместе с другими угнали в Германию. Фашисты принудили гнуть спину на бауэра. Думала, на чужбине и сгину. И там-то зарок себе дала, если вернусь домой, то на каждый праздник и выходной день буду печь пироги для всей улицы… Закончилась война, домой возвернулась цела-невредима и все годы этот зарок исправно исполняю.
Лицо старухи, доброе изначально, просветлело, и морщинки разгладились. Видимо, она до сих пор была бесконечно рада возвращению на родину.
– Вот для этого дела ты мне муку привёз, – пояснила старушенция. – Мешка на год не хватает. А люди… Не каждый знает, что к чему, вот и сердятся, что беру помногу. Я ведь и сахару тоже изрядно прикупаю, на варенья разные – для начинки, для вкуса…
Сергею на миг представилось, как старушенция с тазиком под мышкой, сгорбившись в полупоклоне и семеня, будет заходить в каждый двор и всех угощать пирогами.
– Ну, так ты будь, как дома. А я побежала…
– Погодите, бабу… – остановил её Сергей. Он запнулся, хотел сказать «бабуля», но это слово показалось слишком легковесным и фамильярным, и поправился. – Знаете, бабушка, забыл вам сказать, что город ваш красивый и люди здесь… ну, как везде... Неплохие, в общем…
– Да люди-то у нас разные! Некоторые могли бы быть и подушевнее, но, видать, жизнью они задавленные, оттого и сердитые порой, на злые поступки несдержанные. Ты уж применяйся к людям, постарайся понять их нелёгкую долю и прощай их… А раз тебе с первого раза понравилось у нас – это славно, касатик! Значит, породнишься и с городом, и со всеми…
Старушенция перехватила таз с пирогами на другой бок.
– Так я скоро. А ты пока отдыхай, сил набирайся…
