Сталин
«Эть, штучки-дрючки, славно же гульнём!..» – в приподнятом настроении Павел, молодой прораб, ещё раз по-хозяйски прошёлся вокруг колченогого стола, который за неимением скатерти был накрыт газетами. И остался доволен – вроде полный порядок: хлеб нарезан, сало тоже, лука аж десяток головок, кильки солёные промыты, и поллитровки – а без них грош цена застолью – на месте…
Тут как раз и старики появились в общежитской комнате – перед этим во дворе умывались.
Михаил Лаврентьевич застучал своей деревяшкой по полу, грузно переваливаясь телом, и Павел улыбнулся. Вспомнилось из детства: «Тук-тук на липовой ноге… Тук-тук на липовой ноге…».
А Михаил Лаврентьевич с нескрываемым вожделением потирал руки, глядя на стол. Бельмастый левый глаз его расширился и стал похож на белую морскую ракушку.
Рядом Виктор Сергеевич притопывал весело, даже азартно. И также не сводил глаз со стола. Пустой рукав его пиджака болтался в такт ритуальному танцу. Виктор Сергеевич заметил оплошность, рукав засунул в карман.
И лишь Толян, сухощавый, черноволосый, средних лет, невозмутимо сидел на кровати. Он знал себе цену и понимал, что мужское застолье ради него затеяно.
– Ну, давай, начинай! – скомандовал наконец Михаил Лаврентьевич.
И Павел с готовностью разлил водку по стаканам.
– За аса-профессионала! За непревзойдённого сварщика! – с пафосом воскликнул Виктор Сергеевич.
– За тебя, дружище! Выручил, штучки-дрючки…– добавил Павел.– Если бы не ты…
– Бросьте! Все мы – обычные люди, – снисходительно парировал Толян.
После второй стопки он поднялся.
– Хоп! Я свою норму принял. Пойду на озеро, поохочусь на щуку.
Взял спиннинг и был таков!
Никто и не сомневался в его удачливости. Фартовый! И в жизни у него ладится, и в руках всё спорится, а уж в рыбалке и в своём деле равных ему не сыщешь.
– Да, блестяще наш Толян сегодня справился с заданием! – вместо тоста произнёс Михаил Лаврентьевич.
– По высшему классу! – добавил Виктор Сергеевич.
А началось всё двумя днями раньше.
Новые огромные цистерны, выкрашенные серебрином, более чем наполовину были заполнены дизтопливом. Неожиданно две из них потекли. Как в таких случаях поступают? Сливают полностью горючее, выпаривают тщательно ёмкость, и после этого заваривают трещины. Уйма времени уходит!.. А в понедельник уже прибывает комиссия, чтобы принять построенный объект – склад горюче-смазочных материалов – в эксплуатацию. Павел тут же позвонил в стройуправление, не скрывая безысходности. «Объект должен быть сдан в срок! Ты понимаешь? В срок! И другого быть не может! Жди нас, паникёр, в своей чёртовой дыре, в своём медвежьем захолустье! – отрезвил Павла сердитый голос Михаила Лаврентьевича. – Да прими нас как следует!..».
Начальство привезло с собой Толяна, и он поставил условие: «Новая брезентуха, дополнительная премия и неделя отгулов – тогда за работу берусь». Дальше действовал с умом и холодным расчётом. Распорядился, чтобы бракованные цистерны были залиты дизтопливом по самую завязку – до верха горловин. Лично отобрал сварочные кабели – цельные, невредимые. И сказал резко: «Хоп! Не дышите в затылок! Марш с территории склада! И чтоб никто сюда носа не сунул!..»
Находясь в отдалении, Павел в течение нескольких часов был ни жив, ни мёртв. Отгонял навязчивые страшные мысли: «А если загорится? Пожар! Взрыв! Толяну прямая дорога на тот свет, а мне – в тюрьму…».
И старикам было не по себе.
Михаил Лаврентьевич сидел на ящике, нервно поглаживая деревянную ногу, словно она у него была живая.
Виктор Сергеевич вышагивал взад-вперёд, как часовой, места себе не находил. Пустой рукав выбился из кармана, мотался сердито в такт шагам.
Толян возник внезапно. «Ну что, люди, приуныли? Принимайте работу!».
Чёрные ладные швы заметно выделялись на серебристых тушах цистерн. Павел провел ладонью: они были ещё горячие. «Не сварщик, а хирург!» – с восхищением подумал прораб про Толяна. Ему хотелось обнять, расцеловать его, однако он удержался от этого…
Вечеринка продолжалась уже без Толяна, но дух его будто присутствовал в комнате.
– Рисковый парень! Люблю таких! – сказал Михаил Лаврентьевич, поднимая стакан с водкой.
Старики захмелели быстро. Не сговариваясь, слаженно затянули песню:
– Там, вдали, за рекой…
Павел стал подпевать, эту песню и он хорошо помнил. Грудь его сжалась, дыхание перехватило, когда дошли до слов:
И боец молодой вдруг поник головой,
Комсомольское сердце пробито…
Павлу почему-то сразу представился Толян. Будто лежит он на зелёной траве, а из его сердца струёй бьёт алая кровь.
– Замечательная песня! – со слезой в голосе произнёс Виктор Сергеевич. – Давайте выпьем по этому поводу…
Павел старался не гнаться за стариками, наливал себе немного – так, чтоб поддержать компанию.
А те ни с того, ни с сего принялись хвастаться любовными похождениями в молодости. И чем дальше, тем откровеннее и скабрезнее были их истории о женщинах.
«Эть, штучки-дрючки! Вот тебе и пеньки трухлявые! – с удивлением слушал их прораб.– Какие ловеласы оказались, однако…».
Павел со стула пересел на кровать Толяна. На одеяле лежал журнал. Машинально взял его в руки, раскрыл на том месте, где была закладка. Прочитал название статьи «О Сталине и сталинизме».
Опять зазвенели стаканы – это старики решили выпить в честь своих побед на любовном фронте.
– А ты, молодой человек, что помалкиваешь? Есть у тебя за душой что-нибудь интересное? – с лукавинкой спросил Михаил Лаврентьевич.
Павел закрыл журнал, усмехнулся.
– Пришёл на ум один эпизод, отцом мне в наследство оставленный. Он тогда ещё в школе учился. Задали сочинение о Сталине написать. Отец целый рассказ накатал. О том, как Сталин в который раз бежал из ссылки, а путь его пролегал через болота. И в каком-то месте он провалился в трясину, стал вязнуть, смерть свою почуял. И вдруг будущий генсек увидел вблизи спасительное деревце. Он с трудом дотянулся одной рукой до ветки, ухватился за неё и неимоверным усилием воли вытащил своё тело из болотного плена… Концовка сочинения была такой: «Да здравствует могучая сталинская рука, спасшая вождя мирового пролетариата от неминуемой гибели!». Отец уверял, что благодаря этому сочинению получил по литературе годовую оценку – пять баллов.
Павел хотел своим рассказом позабавить стариков, а вышло непредвиденное. Бельмастый глаз Михаила Лаврентьевича от гнева тотчас превратился в морскую ракушку, он с силой стукнул кулаком по столу, и стаканы с дребезжаньем подпрыгнули.
– Лучше бы он захлебнулся там жижей болотной! Такого упыря ненасытного в свете ещё не бывало! Попался бы он мне сейчас, я бы ему горло по жилочке перегрыз!..
С лица Виктора Сергеевича вмиг слетела хмельная расслабленность, глаза его трезво построжали. Он требовательно попросил Михаила Лаврентьевича:
– Охолонь, охолонь! Не очень-то разбрасывайся такими репликами. Сталин – это Сталин! Величина! С его именем мы на смерть в атаку шли, до самого Берлина добрались!
– Не пори ерунду! – со злостью отмахнулся от друга Михаил Лаврентьевич. – Не знаешь, что Сталин людей не меньше уничтожил, чем Гитлер?! Причём, своих людей – и миллионы!..
Теперь уже и Виктор Сергеевич, распалённый не на шутку, не мог оставаться в долгу.
– Где ты был, когда все воевали? То-то! А я юношей под Сталинградом, за правое дело вождя нашего, руку потерял!..
– Ах ты, гнида! Он не знает, где я был в это время! В Гулаге моя молодость прошла! По милости твоего любимого Сталина лес валил! Сначала из-за сучка глаза лишился, а после ногу отморозил! Ладно, я хоть живым остался, а сколько людей задарма пропало!..
Михаил Лаврентьевич вскочил, схватил двумя руками за грудки Виктора Сергеевича. А тот, в свою очередь, единственной рукой вцепился в ворот соперника. Выплеснутая из тёмных недр души и сознания чёрная ненависть перекосила их лица. И так они стояли и трясли друг друга. На двоих – три руки, три ноги и три глаза…
Громыхнула дверь, вошёл Толян с огромной щукой.
– Принимайте, люди, улов! – И он положил рыбину на стол. – Изрядно с ней пришлось повозиться!
Появление Толяна («В самый нужный момент!» – подумал Павел) сразу же разрядило обстановку, остудило стариков.
Уже лёжа в кровати, Павел прокручивал в памяти события дня. И снова его прохватило ознобом при мысли, что могло произойти ужасное, непоправимое, если бы Толян хоть в чём-нибудь сплоховал. И ради чего пришлось рисковать? Чтобы сдать в срок этот злополучный объект? Да пропади он пропадом!.. А если б ему, Павлу, упереться: нет, не согласный на такое нарушение техники безопасности, давайте всё делать, как положено? Кем бы его тогда считали – принципиальным человеком или трусом, который боится ответственности?.. А Толян – чем он не загадка? Играючи справился с опасным делом, а после заявил прорабу, что главная цель его приезда – отвести душу на щуках, потому-то и потребовал неделю отгулов… А старики? Вот уж удивили, так удивили! Раскрылись с самой неожиданной стороны. И невдомёк Павлу, зачем они врали самозабвенно, расписывая во всех подробностях свои любовные приключения? Ведь прекрасно же знали, что один молодые годы провёл в лагере, а другой – на войне. Что ж, видать у каждого из них своя правда… Какие же мы, штучки-дрючки, странные люди! Странные? Толян говорит: обычные люди…
Утром Павел вышел на крыльцо одноэтажного общежития.
Михаил Лаврентьевич поливал из кружки, а Виктор Сергеевич умывался. Они вели себя мирно, словно вчерашней стычки между ними и не было.
– А, прораб! С добрым утром! – приветствовал Виктор Сергеевич, фыркая с удовольствием. – Долго же ты спишь! Мы, твоё начальство, давно уже на ногах…
Михаил Лаврентьевич подал товарищу полотенце, поинтересовался у Павла:
– Похмелиться там не осталось случайно? Давай-ка подлечи нас да пойдём на объект, ещё разок глянем перед комиссией…
Павел направился было в свою комнату, как новое указание его догнало:
– И насчёт ухи к обеду побеспокойся…
