Рыцарь Конфеткин
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Глава шестая
Вознесение
Конфета простер руку над сундуком. Он дотронулся до его крышки и с досадой захлопнул ее. Похоже, медвежонка в нем не было. Он решил посмотреть, что находится во втором сундуке.
Он подошел к нему и откинул крышку. Наконец-то его поиски увенчались успехом! В ящике лежали детские игрушки: кукла в разодранном платье, ушастый заяц, паровоз и плюшевый медвежонок.
Едва взгляд Конфеткина упал на мишку, он сразу же понял: это был тот самый Михаил Потапыч, которого подарила Оленьке ее мама, ибо от него исходило такое нежное тепло ее души, которого нельзя и выразить словами. Другие игрушки тоже были прекрасны. Рыцарь стал складывать их в авоську, найденную среди игрушек. Сперва он положил туда новенький, блестящий паровоз, потом зайца, затем куклу и, наконец, плюшевого медвежонка. Он уже намеревался, было, забрать авоську с игрушками и захлопнуть крышку сундука, когда за его спиной раздался предостерегающий возглас:
– Конфета! Берегись!
Рыцарь круто развернулся, выхватывая из ножен меч. Сверху, с жерла вулкана, на него пикировала какая-то тварь. На фоне скупо сочащегося серого света она была похожа на черный трепещущий круг. От его тонкой, как тень, плоти, веяло холодной агрессией. Раздуваясь от злобы, Странница Ночи низринулась на Конфеткина, и взгляд воина успел отметить, что по ее телу змеится едва заметный ажурный рисунок.
Блестящим выпадом меча, Конфеткин отразил атаку космической твари. Странница ночи попятилась, втягивая черную плоть в пустоту мрака, подобно некой фантастической полусфере, дрожащей под напором эфира, и зависла над его левым плечом. От черной сущности исходили мощные волны сатанинской гордыни и холодной, неугасимой ненависти. В застывшей тишине наглая тварь вновь низринулась на бесстрашного героя, стремясь парализовать его волю, объять своей тьмой, загасить сияющий перед ней свет!
Конфеткин отбил и этот налет, но и исчадию мрака удалось ускользнуть от его разящего меча. Оно всколыхнулось от лютой, безумной злобы и вновь спикировало на Конфеткина. На сей раз, сияющий клинок Воина Света вошел по самый эфес в ее змеиную плоть. Странница Ночи обвисла на нем, как грязная тряпка, и Светлый Рыцарь смахнул ее со своего меча. Черное существо бесшумно пало к его ногам, и лохмотья зашевелились. Они стали принимать зыбкие очертания госпожи Кривогорбатовой! В невыносимых мучениях старая ведьма приподнялась, стоя на одном колене и держась за пронзенную грудь. Из ее раны брызгала черная, как кипящая смола, кровь.
– Ненавижу! Ненавижу тебя, о, гадкий мальчишка! – вскричала чародейка, в бессильной ярости протягивая к своему победителю костлявую руку.
С немалым удивлением наблюдал рыцарь за тем, как ее гнусная физиономия покрывается змеиными пятнами. Он сдвинул плечами:
– Но за что?
Ответа он не услышал – земля под злобной фурией задрожала, дала трещину и госпожа Кривогорбатова провалилась в тартарары. Рядом послышался не совсем твердый голос:
– Ай люли, малина крас-сная!
Конфеткин обернулся и увидел своего приятеля, Ивана Горисвета. Каким образом он очутился тут? Впрочем, размышлять об этом было некогда. Сверху на них уже пикировали новые посланцы тьмы. Воины заметили их почти одновременно. Вначале эти существа походили на черные точки, но по мере их приближения стали приобретать форму темных, как тень, дисков. В считанные доли секунды взгляд Ивана выхватил в угрюмом очертании полой горы каменную складку, увиденную им в волшебном кристалле солнечного царя Отона. Решение пришло молниеносно:
– Конфета! За мной!
Не теряя времени на вопросы типа: «а, зачем?» да «почему?», рыцарь схватил авоську с игрушками и помчался за своим товарищем.
На сей раз они поменялись ролями. Если там, на уровне Зет, Иван мчался во весь дух за рыцарем света, спасаясь от преследования титанов – Дубовича и Матвеевны, то здесь, на острове Морро, Конфета бежал за солдатом. Они заскочили за изгиб в полой горе, похожий на складку окаменевшей шторы. Иван, как успел отметить Конфета, не слишком-то твердо держался на ногах. Перед друзьями возник проем, за которым уходила вверх витая узкая лестница, вырубленная в камне. Друзья стали карабкаться по этой лестнице, и уже преодолели с добрую полусотню ступеней, когда позади возникла еще одна Страница Ночи. Раздуваясь от ненависти, она распустила свой круглый черный капюшон и устремилась на Конфеткина. К счастью, Светлый рыцарь как раз в этот момент оглянулся и заметил грозящую им опасность. Он встретил чародейку в боевой позиции, с обнаженным мечом в одной руке и с авоськой, наполненной детскими игрушками, в другой. Черная сфера, затрепетав от злобы, зависла у острия его меча. За ней уже слетались другие исчадия бездн мрака. Они бесшумно сбивались в хищную стаю. Узкое пространство лестницы не позволяло летающим тварям наброситься на Светлых Воинов со всех сторон. Но как долго сможет Конфеткин противостоять исчадиям тьмы? Тем более что с каждой секундой их прибывало все больше, а его друг, Иван, как полагал Конфета, был безоружен?
Затишье перед схваткой обещало быть недолгим. Темная рать замерла, и Конфета кожей чувствовал, как эта хищная летучая масса плещет на них тяжелыми волнами звериной злобы. Еще секунда, и…
– Подарок Отона! – вскричал Иван, бросая Страницам Ночи через плечо свого друга маленький пурпурный мячик. Мяч подпрыгнул на ступеньке и, ярко вспыхнув, словно миниатюрное солнце, весело застучал вниз по лестнице. Черные круги стали опадать и превращаться в ужасных каменных истуканов.
***
Конфеткина бил озноб.
Во время этой передряги с черными сферами он не чувствовал страха, но сейчас, когда напряжение спало, светлый рыцарь никак не мог унять дрожь и был вынужден прислониться к стене.
– Ну, как мы их сделали, а? – сказал Иван, шутливо толкая друга локтем в предплечье.
Конфеткин молчал. Похоже, его товарищ не осознавал – только что они были на волосок гибели. Если бы не его волшебный мячик…
– Да что с тобой, старина?
– Ничего.
И все-таки руки-ноги так и ходили у него ходуном.
– Вижу, что ничего,– сказал Иван, лукаво улыбаясь.
– Пустяки,– сказал Конфеткин. – Сейчас пройдет.
Он вложил меч в ножны, постоял еще немного, приходя в себя после этой ужасной стычки. Постепенно утраченное хладнокровие начало возвращаться к нему.
– Как ты тут очутился?
Иван, в коротких словах, рассказал о рыцарю о том, что произошло в царском чертоге. Выслушав его историю, Конфеткин проворчал:
– Не стоило тебе так надираться.
– Ну, ситуация была так-кая… – и Горисвет раскинул руки, всем своим видом свидетельствуя, что он – жертва сложных непредвиденных обстоятельств.
– Ладно. Пошли, что ли?
– Куда?
Рыцарь сдвинул плечами.
Путь вниз был заказан: окаменевшие твари загромоздили весь проход. Да и какой смысл возвращаться назад, к сундукам? Ведь плюшевый медвежонок уже лежал в авоське. Оставалась одна дорога – вверх.
Итак, друзья продолжили свой путь. Теперь Конфеткин двигался первым, а Иван следовал за ним. Подъем занял довольно много времени – и не только из-за крутизны лестницы, но и потому, что Горисвета здорово развезло от выпитого Морроканского. Но, в конце концов, восхождение окончилось, и они оказались на небольшом каменном уступе, нависавшем над крутым склоном горы. Внизу волновались волны Лилового Моря. Над головами друзей клубились грязно-серые тучи. В сизом мареве, окутывающем карниз, Конфеткин различил высокую фигуру в капюшоне.
Кто бы это мог быть?
От загадочной фигуры исходила зловещая упругая сила. То был чужак, понял Конфеткин. Еще один демон мрака, хозяин летающих кругов.
Отчего он решил, что перед ним – повелитель воздушных сфер?
Озноб уже прошел, и теперь светлый рыцарь чувствовал несокрушимую твердость духа и какую-то неизведанную им раннее силу. Нет, он не боялся этой долговязой мрази...
– Кто ты? – суровым тоном осведомился Рыцарь Света.
– Не узнаешь? – спросил незнакомец и когтистой рукой стянул капюшон.
В густом полумраке Конфеткин увидел отливающую желтизной голову, и в его памяти тут же всплыло одно из видений, посещавших его в волшебной амфоре: неподвижное, костлявое лицо, упрятанное в безднах мрака. Тогда, кто-то невидимый, сказал комиссару, что имя этого демона…
– Я знаю, кто ты,– произнес Конфеткин.
– Тем лучше,– глухо ответило исчадие тьмы.
– Господин Алле-Базаров, не так ли?
– Да, это я, дружище. Хотя ты можешь звать меня попросту, без церемоний – владыка Елизар.
– Какая разница, как тебя звать,– усмехнулся Конфеткин, глядя на демона мрака властным взором. – И кем ты мнишь себя в своей непомерной горыне? Я вижу твою суть.
Демон оскалился:
– Прекрасно! Значит, мы может потолковать без обиняков. Ты нужен мне, братишка! Еще там, в отеле Хэйллувин, я понял, что ты далеко пойдешь. И не ошибся. У тебя есть голова на плечах. Есть сила воли. Ты обвел вокруг пальца эту чертову каргу, Кривогорбатову. Ты устоял против моего черного адъютанта, вышел целехоньким из заколдованной амфоры, добрался сюда, на блуждающий остров Морро, забрал то, что хотел и, наконец, проткнул своим мечом эту надутую змею. Да, ты доказал свою силу. И потому стоишь теперь здесь, передо мной! Смотри же, не ошибись в выборе.
– В выборе чего?
Демон заложил руки за спину и, уронив голову на грудь, принялся расхаживать по краю уступа. Иван Горисвет наблюдал за этой сценой, привалившись плечом к скале. Казалось, он был пригвожден к ней некой неведомой силой. Но вот демон замедлил шаги и окинул Светлого Рыцаря угрюмым мертвящим взглядом.
– Хорошо, я объясню тебе... Но готов ли ты воспринять истину? Она может показаться тебе неприятной.
– Говори!
– Так вот, мастер Тэн тебя обманул!
Владыка Елизар произнес эти слова пренебрежительным тоном, и тут же с дрожащей усмешкой на тонких бледных устах впился в лицо Конфеткина пронзительным взглядом. Но не увидел на нем ничего, кроме невольной саркастической улыбки.
– Не веришь?! Хорошо… Но разве не он наплел тебе, что существуют сообщества родственных душ, связанных между собой незримыми нитями любви? В одних случая, к добру, а в других – к злу?
– И что же?
– Так вот, все это – ложь! Красивая, приятная, – но, ложь, сказка для наивных детей, вроде тебя,– демон язвительно улыбнулся. – А истина состоит в том, что на дне каждой души лежит зло – древнее, лохматое зло. И в этом – суть любого творения!
Он снова прошелся по краю карниза, давая Конфеткину время осмыслить сказанное. Тьма – густая, как вакса – окутывала их со всех сторон. И, тем не менее, Рыцарь Света мог видеть в этой непроглядной тьме и злого демона, и лениво вздымающиеся волны Лилового Моря.
– Так что все эти байки о незримых нитях любви – всего лишь пустая болтовня для простаков,– продолжал владыка Елизар. – А потом он надул тебя, убедив, будто бы на золотой тропе проявилась твоя сокровенная суть! Ведь он уверил тебя, что ты, – Светлый Воин, не так ли?
Демон схватился костлявыми руками за грудь, и Конфеткин услышал его смех – отрывистый и хриплый, как лай собаки.
– И что тут смешного?
– А то, что никакой ты не Рыцарь Света! Нет! Ты – джин! Дикарь с неукротимым бунтующим нутром! И твоя черная, первобытная сущность уже начала обнажаться, когда ты сидел в волшебной амфоре. Вот истина! Вот что тебе побоялись сказать! Ты – это Я, но только в иной ипостаси. Но тебе, понятное дело, приятнее парить в мире своих иллюзий, полагая, будто бы ты – луч света в темном царстве. Что ты сплошь соткан из небесной любви и добра, а вокруг тебя – злые нехорошие бяки, не так ли?
На его губах выдавилась саркастическая усмешка.
– А хочешь, я докажу тебе, как дважды, что ты – ничем не лучше меня? И что между нами нет никакой разницы?
В черных безднах его угрюмых глазниц заблестели веселые искорки, и губы перекосились в тягучей гримасе, обнажив по-звериному хищные зубы.
– Смотри: Творец – это любовь, не так ли? – начал Елизар. – От него исходит одно лишь добро, и нет в нем ни единого темного пятнышка. Верно?
– Ну, и?
– Так откуда же тогда взялся я, гнилой плод?! Ведь от света не может родиться тьмы! Однако же, вот он, я – темная и нехорошая бяка – стою перед тобой. Как можешь объяснить ты этот феномен?
Демон мрака хитро прищурился. И, поскольку Конфеткин не отвечал, подтолкнул его к вполне резонному заключению:
– А, может быть, и сам господь Бог с червоточинкой, а? Ведь все же исходит лишь от него? Следовательно, я – лишь проявление присущих ему качеств, разве нет?
Господин Алле-Базаров с издевательским видом приставил к уху кончики пальцев своей длинной узкой ладони:
– Ась? Что-то не слышу твоих возражений, братишка!
Конфеткин насупился. Он не был силен в философских диспутах, и в своих действиях предпочитал полагаться на интуицию и голос сердца.
– А знаешь ли ты, кем я был до того, как попал сюда, в созвездие Медузы? – вновь заговорил владыка Елизар, кривя рот в сардонической усмешке. – Я, как и ты, жил на далекой прекрасной Земле! И чем я там занимался? Сказать? Разбоем, убийствами! Я наводил ужас на мирных жителей северной пальмиры, мое имя гремело по всему Петрограду. И что же? Вот он я – злая нехорошая бяка, сгубившая десятки невинных душ – живу себе, поживаю в этом отраженном мире и плюю на все заповеди христовы с высокой-превысокой колокольни! И никакие черти с вилами, заметь, мне не страшны! Никто не варит меня в казане со смолой.
– Ну, это дело наживное,– проворчал Конфеткин. – У тебя еще все впереди.
– Верно мыслишь, братишка! – тотчас ухватился за эти слова владыка Елизар. – Но ведь тогда практически все творения Божьи должны кипеть в смоле! Ведь я-то сгубил десятки душ, а ваши-то – белые да пушистые, из тех, что вознамерились построить рай на земле для всемирного счастья и благоденствия трудящихся масс – эти-то сгубили миллионы! Так что, за вычетом нескольких праведных душ, пожалуй, и весь род человеческий, по причине своей полной испорченности, должен кипеть в смоле!
Произнеся эту тираду, владыка Елизар косо усмехнулся и уперся в Конфеткина горящим издевательским взглядом.
– Хорош творец, а? Понаделывал всяких уродов – а потом давай их в казане со смолой варить! Причем всю грязную работенку взвалил на чертей. А сам вильнул в сторонку, и стоит в белых перчатках. Мол, я не я, и хата не моя, знать ничего не знаю, ведать не ведаю, во всем повинен злой и нехороший дядька Люцифер. А я – светлый да лучезарный, от меня одна лишь только благодать исходит! Восхваляйте же меня, гады позорные! А кто вякнет что супротив – того сейчас за ухо, и во тьму внешнюю! Так?
Он снова закурсировал по краю уступа, уже как бы беседуя сам с собой, и в голосе его звучала горькая обида и ненависть.
– Вот и выходит, что он сам во всем виноват! Ведь все же вершится по его высшей воле, те так ли? Ведь без санкции господа Бога ни один волос не падет ни с чьей головы! И волоски-то у него все пересчитаны и строго пронумерованы! Ну, и пораскинь теперь мозгами, браток, что ж это такое получается! Сперва сам толкнул род человеческий на погибель, устроил ему, понимаешь ли, всемирный потоп – а потом давай спасать избранных! А бяки пусть, стало быть, тонут, а? А ведь эти-то бяки – тоже его детишки! И мы с тобой братья, если уж на то пошло. Ведь прародители-то у нас одни – разве нет? Что ж ты теперь меня чураешься, братишка? Боишься испачкать свой белоснежный наряд? Или никак не можешь вместить в своей бедовой черепушке, что у всех у нас корень один, одна суть! И все мы: злодеи и святые, убийцы и их жертвы – все, все дети одного батьки!
На лице владыки Елизара задрожала язвительная ухмылка; видно было, что он спешил высказаться, что все эти мысли крепко засели в его голове. Быть может, он слишком долго молчал, таил их в себе. И ему нужен был сейчас именно этот смелый отважный мальчик, с его ясным сияющим взором…
– И как же это так у него вышло, а? Один сын, значит – светлый благородный рыцарь, а другой – изгой? И светлому рыцарю рай на небесах уготован, а изгоя – в пекло? Что ж он не сотворил свои миры без зла, не сделал всех своих детей светлыми ангелами? Не захотел? Или не смог? Что, если не так уж он и всемогущ, как о нем трубят на всех перекрестках? Вот развитие миров и вышло из-под его контроля! Что делать? Срочно искать крайнего! Он и давай сливать компромат через подконтрольных ему апостолов на беднягу Люцифера! И, стало быть, все эти святые откровения – всего лишь пиар-акция господа Бога, не более того.
Этот довод, по всей видимости, показался владыке Елизару весьма остроумным – он задрал подбородок, втянул губы в открытый рот и ликующе прихрюкнул.
– Ну? Что скажешь, братишка? Прав я – или не прав? Одно из двух: либо Бог умышленно допустил зло в свои миры, либо он – вовсе не всемогущий. И допустил где-то косячок. И третьего – не дано! – он хитро прищурил глаз, нацелил острый палец в грудь Конфеткина. – Или дано? Можешь ты разрешить эту загадку?
На лице Конфеткина отразилось недоумение. Демон снисходительно расхохотался. Казалось, в своих философских умствованиях он играет с ним, как кошка с мышкой.
– А ведь никакой загадки-то и нет! Все очень просто. Дело в том, что для творца абсолютно по барабану, белая глина, или красная, свет – или тьма, добро – или зло! Мы для него – лишь маленькие двуногие козявки. И зло для Творца – это точно такой же строительный материал, как и добро, из которого он лепит свои миры. Это – два полюса жизни. Понимаешь? Вот и выходит, что ты – ничем не лучше меня!
Конфеткин открыл уста, чтоб возразить ему, но демон мрака вскинул руку нетерпеливым и властным жестом:
– И даже не пытайся оспорить это – все равно бесполезно! Ведь чтобы увидеть, как светят в небе звезды, необходима ночь. Чтобы сделать рисунок на листе белой бумаги, надобен черный карандаш. Так что же лучше? Черное небо или белые звезды? Бумага или карандаш? Это – различные грани мироздания, без которых течение жизни невозможно. Нет света без тени! И нет добра без зла! Все связано, переплетено друг с другом. И, взятое само по себе, зло имеет точно такую же ценность, как и добро. Без него Бог просто не смог бы творить свои миры. Так что не шибко задирай передо мной свой курносый нос, братишка.
Бес нервно прошелся по карнизу. Он вскинул палец, глаза его лихорадочно блестели.
– И я скажу тебе даже больше того! Я открою тебе одну великую-превеликую тайну! Зло – первично! А добро уже появилось потом. Всё родилось из тьмы. Всё! Себялюбие, эгоизм, желание властвовать над миром – это ток самой жизни. Его стержень. Без эгоизма, без жажды власти, была бы вообще немыслима никакая жизнь. Был бы сплошной застой и болото. И причем такое вязкое болото, что ты в нем даже и пальцем не смог бы шевельнуть. А вот когда ты уже состоялся как личность, когда ты заставил окружающих считаться с собой – что ж, тогда, пожалуй, можно и покрасоваться, набросить на себя флер добра и порядочности. Но все это – внешнее, напускное. А глубинное, первобытное, ядреное, явившееся к нам из тьмы хаоса – это всемогущее зло! И даже сам свет возник из тьмы, как сказано в ваших еврейских народных сказках! Да ты и сам, на своей собственной шкуре, мог убедиться в этом. Разве твое древнее, твое лохматое зло не выползло из тебя наружу, когда ты сидел в волшебной амфоре, предоставленный самому себе? И вся твоя цивилизованность стала слетать с тебя, как шелуха. И, не вмешайся тогда твои небесные заступнички – быть бы тебе сейчас джином, дикарем, для которого все эти понятия о зле и добре – лишь пустой звук.
– Допустим,– сказал Конфеткин, поднимая на демона мрака твердый лучистый взор. – Но я сделал свой выбор. Я отверг зло, и теперь оно дремлет на дне волшебной амфоры.
– А зачем? Зачем? – вскричал владыка Елизар, и его худая, точно принадлежащая некой желтой маске щека, нервно и злобно дернулась. – Чтобы стать рабом господа Бога? И пресмыкаться перед ним во прахе? Пойми же, наконец, дурья твоя башка: человек, сам по себе, есть не что иное, как зло! И нет в нем ни грана света! Говорил ли тебе об этом мастер Тэн? Думаю, нет. И всё, абсолютно всё, что человек делает доброго – он делает не от себя, но исключительно от Бога!
– И что с того?
– А то, что любовь к Богу нам нагло навязана! Понимаешь? А на самом деле мы – черные и злые до мозга костей. Так почему бы нам не швырнуть этот божественный дар в лицо создателю, и не стать самими собой?
– Зачем?
Демон поднял палец:
– О! Зачем?! Это – центральный вопрос! В этом-то и вся суть, браишка… А затем, чтоб вырваться на волю! Чтобы освободиться от всяческих обязательств перед кем бы то ни было, и поставить во главу угла главный и единственный принцип: «Я так хочу!» И, наконец, выйти из ханжеских рамок лицемерного почитания Бога и стать самими собой – черными, лохматыми, могучими джинами, олицетворением первобытного хаоса и зла!
Конфеткин нахмурился.
Все эти речи князя тьмы не находили отклика в его сердце. Слова проповедника сатаны отскакивали от него, как капли дождя от металлической крыши. Видя это, Алле-Базаров начал терять терпение. Как же пробить брешь в этом золотом сердце? Какие найти аргументы? Как заразить его теми идеями, чувствованиями, убеждениями, что были выстраданы им в пучинах самых мрачных бездн?
– Да, нелегко вместить все это! – усмехнулся Алле-Базаров. – Ведь ты вырос в розовых очках, братишка! С самой колыбели тебя пичкали сказками всяких фантазеров, в которых добрые отважные принцы побеждали всяких нехороших бяк, а потом женились на прекрасных принцессах. И дома, и в школе тебя учили добру и честности, не так ли? И, постепенно, ты закостенел во всех этих предрассудках. Но теперь тебе необходимо рассыпаться, чтобы постигнуть мою правоту! Вот и напряги свой умишко, парень! Попытайся взглянуть на вещи реально. Смотри: ты пришел в мир с распахнутым для добра сердцем – а твои учители оказались на поверку подонками. Ты пошел по жизни прямым и честным путем – и где ты очутился? У черта на рогах. А люди с практичным и трезвым умишком обошли тебя всякими обходными тропками, и оставили с длинным-предлинным носом. Потому что они на своем пути не брезговали ничем – ни ложью, ни подкупом, ни насилием, в то время как ты был в плену своих нелепых фантазий. А потом они поставили попу свечку, перекрестились, и стали святыми и блаженными. И, видя все это из своей ямы – кем же ты станешь, в конце концов? Сказать? Злобным и завистливым насекомым, каким ты, по своей сути, и есть! Так стоило ли огород городить? Ради чего? И дураку понятно: быть злым и лохматым выгодней во всех отношениях!
– Короче,– проворчал Конфеткин. – Чего тебе надо?
– Чтобы ты стал конкретным пацаном! Без всяких этих твоих благородных выкрутасов.
– И что дальше?
– А дальше я хочу тебя завербовать! Но не хочу ломать тебя через колено, как эта делала дура Кривогорбатова. Да и какой в том прок? Мне надо, чтобы ты сам, добровольно, перешел на мою сторону. И понял, наконец, своей дурьей башкой, насколько выгоднее быть черным джином!
– Ну, а потом?
– О, а потом нам предстоят великие дела! Я сделаю тебя владыкой всего созвездия Медузы. Ты станешь моим наместником здесь, в этих краях, а я отправлюсь покорять иные миры.
– И что потом?
– Как – что потом?
– Ну, да. Вот ты покорил другие миры? Стал в центре всей вселенной? И – что же дальше?
Алле-Базаров открыл, было, рот и вновь захлопнул его. Он почесал у себя за ухом.
– Что, не хватает фантазии, братишка? – усмехнулся Конфета.
Похоже, ему все же удалось загнать под лавку этого самодовольного беса. Алле-Базаров махнул ладонью:
– Ну… Там видно будет! Главное – не цель, а само движение к ней! Так что ты определись, кем хочешь быть: овцой среди волков? Или злым серым волком?
Рыцарь усмехнулся:
– Ну, это мы еще поглядим, кто тут из нас овца…
Демон зааплодировал ему с насмешливой ухмылкой.
– Ого! Наконец-то я слышу речи настоящего джина! Только я никак не пойму, на что ты надеешься, братишка? Назад пути у тебя нет. А под тобой,– он сделал небрежный жест рукой,– одно лишь море. И твои небесные заступнички давным-давно уже от тебя отвернулись! Они там, в далеких горних сферах! А тут властвуем мы… Так что на помощь рассчитывать не приходится. Поэтому, давай кончай валять дурака,– и демон протянул Конфеткину руку ладонью вверх. – Решайся! Сейчас ты отдаешь мне эту вшивую авоську с игрушками…
– Ну, это вряд ли,– проронил Конфета.
– …ты отдаешь мне эту авоську с игрушками,– властным, не допускающим возражений тоном повторил Алле-Базаров,– и я выбрасываю ее в море к чертям собачьим! А потом я наделяю тебя такой силой, такими полномочиями, о которых ты даже и не мечтал!
Конфеткин, не спуская с Алле-Базарова огненного взора, сказал на это:
– Ну. ладно... Пожалуй, мне пора.
– Куда?
– На кудыкину гору,– с усмешкою отрезал Конфеткин.
Он подошел к краю уступа, обернулся к демону ночи, поднял ладонь на уровень плеча и пошевелил пальцами:
– Прощай… братишка.
Рыцарь подпрыгнул над пропастью. У Алле-Базарова отвисла челюсть. В следующий миг демон издал жуткий вопль, в бессильной ярости созерцая, как Рыцарь Света возносится в небеса. В отчаянном броске он метнулся к Конфете, пытаясь ухватить его за ноги, но не успел – Воин Света полетел над морем, как птица. Потом Конфеткин снизился к самой воде, с наслаждением ощущая, как под ним плещутся волны Лилового моря.
С неба на карниз упал белый луч, осветив беснующегося демона: он упал на четвереньки и стал абсолютно голым. У князя тьмы оказалось длинное рахитическое тело алебастрового цвета – тело человеческое, мягкое, холодное, податливое, как бледно-желтый пластилин, а лицо – лютого зверя. И, в то же время, в лице этого страшного чудища явственно проступали угрюмые, жестокие черты Алле-Базарова. Исчадие мрака злобно металось по уступу, подобно бешеной собаке.
Конфеткин легко и свободно воспарил вверх. Тело, подчиняясь его воле, послушно выполняло изящные фигуры. Необычайная воздушность и восторг переполняли все его существо.
Под карнизом, в каменной стене, стали загораться желтые прямоугольники окон. Из них высовывались изумленные лица людей. Обитатели горы показывали на Конфету пальцами, возбужденно переговариваясь.
Рыцарь подлетел к карнизу – к тому месту, где стоял Иван. Он легко подхватил своего друга свободной рукой и стал взмывать ввысь. Алле-Базаров яростным галопом поскакал к воинам света и ухватил солдата за лодыжки, однако удержать его не смог – ноги Ивана выскользнули из его рук.
Демон мрака упал навзничь и жалобно заскулил.
Друзья возносились в небеса.
Внизу, на каменном уступе, катался на спине владыка Елизар – их бедный непутевый брат. Он корчился в лютом припадке беспомощной злобы, обиды и ненависти, и со слезами на глазах кусал локти на тонких алебастровых руках.
Продолжение
