Рыцарь Конфеткин
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава шестая
Бой в луже
Луна струила на лужу оранжевый свет. Горелик, в красном галстуке, дурацком колпаке, стоял в грязи напротив пьяного Толяна, готовясь к схватке.
Толян – пузатый, неуклюжий боец с длинными волосатыми руками, выглядел настоящим Голиафом по сравнению с «непобедимым Горелым». К тому же великан этот был с головы до пят измазан грязью – попробуй-ка его, ухвати!
Первым начал атаковать Толян. Он пошатнулся и тяжелой поступью двинулся на Горелого». Претендент на чемпионский титул принял боксерскую стойку.
Пьяно пошатываясь, Толян размахнулся во всю свою ширь молодецкую и попытался ухватить, как бы крюком, соперника за шею. Горелый нырнул ему под руку. Толян взмахнул другой рукой – и его противник продемонстрировал еще один изящный уход от захвата. При этом Горелый нанес Толяну хлесткий удар по корпусу правой рукой.
Среди болельщиков послышались возгласы одобрения. Окрыленный успехом, Горелый перешел в контрнаступление. Делая ложные выпады руками и финтя корпусом, он вошел в ближний бой и провел серию блестящих ударов по пузу чемпиона Чёртовни.
– Так его, сынку, так! Мочи! – закричала Клеопатра.
Горелый своевременно вышел из ближнего боя и, сделав несколько обманных движений, вновь ринулся в атаку. Он хотел было «замочить» Толяна по «дыне», но тот вдруг пьяно пошатнулся, и как-то бессистемно, словно от мухи, отмахнулся он назойливого бойца. Широкая, как блин, ладонь, заехала Горелому в рожу и он, отлетев от Толяна, с недоумением уселся в лужу.
– Ничего, сынку! – ободрила его мамка. – Наше дело правое! Мы победим!
Грозно пошатываясь, Толян приблизился к Горелому и неприятно ухмыльнулся. «Непобедимый воин», по-видимому, находился в нокауте. Толян протянул к нему свои длинные "грабли". Горелый помотал головой и – не будь дурак – зачерпнул пригоршню грязи. Он швырнул ее в глаза обладателю черного пояса. Толян недовольно заворчал, задрал голову и стал тереть глаза руками. Горелый вскочил на ноги, и принялся обрабатывать своего противника кулаками. Болельщики возбужденно гудели – их симпатии по-прежнему оставались на стороне этого маленького настырного беса.
– Давай, Горя, давай, заделай этого недоноска! – кричала Белла.
– Так его, гада! Так! – кричал Белиберда. – Мочи его, Горик! Знай наших! Мочи!
Толян вслепую махнул рукой – и Горелый вновь отлетел в лужу. Но, впрочем, тут же подскочил и снова устремился в бой. Удары посыпались на Толяна, как из рога изобилия. Чемпион Чертовни протер глаза. Он разозлился не на шутку, видя, что ему никак не удается справиться с каким-то залетным бесенком, и начал махать руками, как ветряная мельница крыльями, гоняя Горелого по всей луже. Но тот, играя корпусом, ловко подныривал ему под руки и проводил серии ударов по пузу и ниже. Всякий раз, когда ему удавалось уйти от размашистых ударов Толяна, раздавался смех и слышались возгласы одобрения. Наконец счастье все же улыбнулось Толяну: он поймал этого юркого чертенка, сдавил его в своих могучих объятиях и оторвал от земли. Перед глазами у Горелого поплыли красные круги. Тем не менее, ему все же удалось дотянуться зубами до уха Толяна, он клацнул ими, Толян взвыл от боли и тиски его стальных объятий разжались. Из уха Толяна полилась горячая кровь. Горелый выплюнул кусок откушенного уха в лужу. Ошалев от горячей крови противника, брызнувшей ему в лицо, он поднял ногу и нанес Толяну сокрушительный удар в промежность. Голиаф квакнул, как лягушка и, выпучив глаза, схватился за пострадавшее место. Горелый сложил руки топориком, сделал шаг в сторону и, словно дровосек, нанес резкий удар по шее за откушенным ухом. Голова чемпиона поникла, словно тюльпан. Горелик схватил ее за длинные волосы, немного приподнял, чтобы было удобней «работать» и стал с наскока бить коленом по окровавленной роже.
– Так его! Так! – бесновались бесы, возбужденно вскидывая пальцы, раздвоенные рожками. – Мочи его, Горелый! Мочи!
Горелый крутанул Толяна за патлы, развернул вокруг своей оси, и пренебрежительно пхнул в лужу. Поверженный чемпион плюхнулся к его ногам. Он сделал слабую попытку приподнять голову.
– Лежать! – зарычал Горелый, и нанес ему удар ногой по сопатке.
Толян хрюкнул и затих. По луже поплыло кровавое пятно. Горелик поставил ногу на тело поверженного врага и победно вскинул кулак.
– Yes! – крикнул Белиберда.
– Вау! – закричали черти.
– Нет! Так не считается! – запротестовал прыщеватый. – Он не прошел допинг-контроль! И, к тому же, укусил Толяна за ухо!
– А не фиг было уши расставлять! – крикнула Клеопатра. – Чистая победа! Ура новому чемпиону Чёртовни!
Глава седьмая
На дурьем озере
Из лужи Горелик вышел весь измазанный грязью, спесивый и злой как тысяча чертей. Он одолел своего противника, и теперь в его груди бушевала буря – запоздалая буря слепой ненависти к шутнику-затейнику Белиберде. Он поискал глазами этого мерзкого карапуза, воинственно почесывая кулаки. Его обидчик трусливо прятался за спиной Клеопатры.
– Ну, шо ты там ховаешься за мамкиной юбкой, герой? – грозным тоном произнес Горелый. – А ну, выходи!
Белиберда опасливо высунулся из-за спины Клеопатры:
– Ага! А ну, как драться начнешь. Гляди, какой сердитый! Аж мороз по коже дерет!
Клеопатра погладила Белиберду по голове.
– Не бойся, сынку, мамка тебя в обиду не даст,– она погрозила Горелику пальцем. – А ты смотри у меня, Добрыня Никитич. Только тронь маленького хоть пальцем – раздавлю, как козявку – и ша.
Белиберда прижался щекой к мамкиному бедру, держась за ее подол и изображая собой невинного херувима.
– Пускай отдаст пиджак,– отрезал Горелый упрямым голосом. – Или я за себя не ручаюсь.
– Ладно, сынку, отдай Илье Муромцу его приз,– сказала Клеопатра. Белиберда снял пиджак и протянул его Горелику:
– Так уж и быть, дарю на память. Носи!
Надев пиджак, новый чемпион Чёртовни снял с головы дурацкий колпак и сунул его в карман – придет час, и он еще напялит его на голову какому-нибудь салабону...
После боя в луже с ним произошла удивительная метаморфоза – в какой-то мере подобная той, что свершилась с ним в Железном Змие. Он вышел как бы из некой прострации, обрел былую уверенность в себе, в своих силах. И понял, что за место под новыми небесами тут надо драться точно так же, как и в его прежнем мире – давить, давить всех, кто слабее тебя! Вот, он отметелил Толяна – и его сразу зауважали, с ним стали считаться! И сейчас он смотрел на прочих бесов уже свысока, ему даже начало казаться, что он как-то вырос, раздвинулся вширь...
Между тем, победителя окружила шумливая ватага демонов. Одни похлопывали его по плечу, другие пожимали руку.
– Дай пять!
– А здорово, братишка, ты его уделал!
Горелый приосанился, принимая развязный и высокомерный вид. Он небрежно махнул ладошкой:
– Ерунда... Я еще и не таким уродам рога обламывал… Закурить не найдется?
Кто-то из бесов протянул ему сигарету, второй услужливо чиркнул спичкой, поднес огонек. Горелику это понравилось. Похоже, тут жить можно. И даже жить неплохо! Если в дальнейшем сколотить шайку шустрых бойцов…
– Ну, будем считать, первый экзамен твой питомец выдержал с честью,– заметил прыщеватый, обращаясь к Клеопатре.
– Не удивлюсь, – раздался льстивый голосок,– если он и самого Соплю обработает!
– Ну, Соплю это навряд ли,– с сомнением в голосе произнес красномордый. – Уж больно Сопля крут…
– Что? – загорелся Горелик, закатывая рукава. – А ну, который тут Сопля?
– Я! – сказал худой долговязый бес с длинной насмешливой улыбкой. – Желаешь стукнуться со мной, братишка?
Он приподнял верхнюю губу и презрительно сплюнул сквозь зубы.
– Как-нибудь в другой раз,– сказала Клеопатра. – А сейчас нам пора двигать. Адью, спортсмены!
Мамка со своим выводком отошла от лужи.
– Послушай, ты, Добрыня Никитич,– сказала она Чемпиону. – Тебя не дергают – не дрыгай ногами. Усек?
– Да я бы этого Соплю…
– Я сказала – ша! Глохни! И скажи мне спасибо, что я тебя увела. Иначе тебя бы ни один хирург не склеил.
– Слушайся мамки – и все будет тип-топ,– назидательным тоном вставил Белиберда. – Мамка – она голова!
– Золотые слова! – воскликнула Клеопатра.
У лужи вновь началась какая-то возня. Из оконных проемов Дворца Культуры посыпалась похабная матерщина. Клеопатра почесала зад:
– Ну, шо, орлы? Какие будут конструктивные предложения? Надо отметить победу Палёного. Кто за?
– Я! – воскликнул Белиберда.
– Ну, и?
– Предлагаю завалиться к Мохнатому!
– Ну, нет,– сказала мамка. – Мохнатый – это не тот уровень, слишком мелко для нашего ранга! Нам надо что-то поэлитарней – шоб мы могли и забуриться поглубже – и культурно отдохнуть.
– А как же Глиста? – усомнилась Белла. – Не осерчает, если мы не выйдем цимбель собирать?
– Глисту я беру на себя! – сказала Клеопатра. – Мы с ним живем во как, душа в душу! – она скрепила ладони в замок, демонстрируя этим свое единение с Глистой. – Так что предлагаю двинуть прямо на дурье озеро и оттянуться там по полной программе. Кто за? Против? Воздержавшиеся?
Путь к дурьему озеру был недалек.
Бесы вышли за околицу, которая началась сразу же за центром, и пошли по топкой низине, поросшей пучками болотной травы. Горелик был немало удивлен тем, что они не проваливались в трясину, но скользили над ней, словно призраки. На некоторых кустах росли красные ягоды, похожие на малину. Но были ли они съедобны? Тут и там лежали камни, и возле них торчали воткнутые в землю палки. На болоте вспыхивали красные огни.
У одного из валунов Клеопатра остановилась, выдернула палку из земли и постучала по камню. Через минуту-другую камень задвигался и провернулся, словно некая заслонка, вокруг своего края, открывая как бы канализационный колодец. Из колодца брызнул столб чадящего огня и показался долговязый черт с вилами в руке. Он высунулся по пояс над поверхностью болота.
– Ну, чего надо? – спросил чёрт.
– Забалабасить,– сказала Клеопатра.
– А это шо за змей? – чёрт указал вилами на чемпиона Чертовни.
– Это Горелый, парень Глисты. Только что он обломал рога Толяну. Он потом отработает.
– Ладно. Заваливайте.
Чёрт исчез под землей. Белиберда приблизился к люку, и на него упали красные отблески огня. Он повернулся спиной к колодцу, опустился на колени, вытянул одну ногу прямо в пламя, опустил ее вниз, нащупал ею ступеньку и стал спускаться в подземный мир. За ним последовала Белла.
– Ну? А ты шо стоишь, как целка? – сказала Клеопатра Горелику. – Особого приглашения ждешь, чи шо? Давай, ныряй, чемпион!
Горелик опасливо приблизился к открытому люку и осторожно вытянул руку вперед. Ее объяло пламя, но боли он не почувствовал. Тогда он полез в подземелье, охваченный преисподним огнем.
Он двигался по вертикальной лестнице, в маслянистом чаду и красных языках пламени. Над ним переступали со ступеньки на ступеньку кривые ноги Клеопатры, едва не наступая подошвами грязных полусапожек ему на голову. «Ну, пошевеливай маслами! – покрикивала мамка. – Не задерживай поступательное движение трудящихся масс!»
Метров через пять, или, может быть, семь, спуск окончился и Горелик оказался на небольшом каменном пятачке. Следом за ним со ступеньки спрыгнула и мамка. Сбоку от входа стоял обшарпанный стол. За ним сидели два обнаженных черта и играли в карты. Их вилы были прислонены к стене, словно винтовки солдат, находящихся в караулке. Один из них был тем, что впускал их в эту нору. На столе стояла наполовину опорожненная бутылка, два стакана, валялась разорванная пачка папирос. У потолка висело колесо, сидевшее на длинной оси, наподобие корабельного штурвала.
Стражники доиграли партию, и выигравший черт ударил проигравшего картами по носу.
– Ну, чо, все спустились? – спросил проигравший страж, почесывая нос.
– Так точно,– отрапортовала Клеопатра.
Охранник поднялся с места и начал крутить колесо. Второй чёрт заметил наставительным тоном:
– Только там аккуратненько. А то загремите к Червлёному.
– Не боись, батяня. Не первый год замужем. Все будет хоккей и сеньки вери мяч! – сказала Клеопатра и пошла с Паленым в подземный кабак по уклонным каменным ступеням. Впереди, в чадящем красном мареве, двигались Белла и Белиберда.
– А что это за тип – Червленый? – спросил Горелик.
– Ого! Большой перец! – Клеопатра вскинула палец. – Он заворачивает всеми делами в зоне Ч.
– А мы где?
– На уровне Г. У нас тут за главного Глиста.
По мере продвижения бесов вглубь этой каменной клоаки проход расширялся, превращаясь в обширную пещеру. Стены были изрезаны множеством трещин, расселин, низких уступов и нор. На полу громоздились острые камни и валуны, тут и там зияли провалы, ямы, колодцы. Впереди блестело озеро, и его берег был усеян фигурами бесов.
– Держись, сынку, подальше от этих чертовых ям, если не хочешь загудеть к братве Червлёного,– предупредила Клеопатра, с опаской обходя вертикальные скважины. Она обогнула колодец, скрывающийся за одним из валунов. Из его недр, словно из печной трубы, валил черный дым, и в нем потрескивали красные искры. Горелик ощутил дыхание ужаса. Он невольно отшатнулся от провала, прижимаясь ближе к стене.
Не прошли они и десяти шагов, как из расщелины выкатилась хмельная компания уродливых карликов. Они являли собой убогое зрелище: рожи землисто-лиловые, припухшие, вместо одежды – грязное засаленное рванье. Клеопатра окликнула их бравым голоском:
– Откуда, братишки?
– От Мохнатого! – бодро откликнулся один из пьяных обитателей преисподней.
На его лице играла блаженная улыбка идиота. Багровый рубец – возможно, от удара секиры или топора – пересекал его лоб, щеку и подбородок. На месте глаза зияла ужасная дыра. Одно бедро было вывернуто, и поэтому при каждом шаге бесу приходилось выворачивать ногу. Остальные братишки имели каждый свое уродство – тот был горбат, этот покрыт страшными язвами, иной имел физиономию, схожую со свиным рылом или птичьей головой. Были в среде этих отщепенцев и мужеподобные бабы, в облике которых уже не осталось решительно ничего женственного.
– Так што, решили сменить дислокацию? – балагурила мамка.
– А шо нам киснуть в одном месте? – словоохотливо ответил одноглазый. – Погудели в одном кабаке – теперь пора поводить козу и в другом! Вишь, и клёвых девочек с собой прихватили!
Он похлопал одну из мужеподобных баб по твердому заду:
– Девочки што надо! Шик-модерн!
Клёвая девочка взбрыкнулась:
– Убери лапы, уродина косоглазая! А не то второе моргало выколю!
– Ишь, кочевряжится, сучка! – с довольным видом флиртовал одноглазый, щипая бабу за бедро. – Недотрогу из себя корчит, падла! Ну, да мы и не таких кобыл уламывали.
Озеро, к которому приближались бесы, походило на огромное серое пятно, разлитое в конце пещеры. От него исходил дурманящий запах сивухи. На берегу, покрытом галькой, возлежали отдыхающие. Иные сидели у невысоких камней или же стояли за валунами, служившими тут столиками. Бесы пили, закусывали, совершенно как в каком-нибудь кабаке. Гул голосов, взрывы хохота, возбужденные выкрики пьяниц тонули в сизой табачной дымке, скупо освещенной синей треугольной звездой, мерцавшей вдали. Некоторые из гуляк подходили к озеру, зачерпывали из него мутную жидкость в разнообразную посуду – бутылки, ведерки, графины или стаканы – и, пошатываясь, возвращались к своим подвыпившим корешам. Другие ложились прямо на живот у береговой линии и лакали из водоема, как собаки.
– Вот это жисть, а! – воскликнул Белиберда, потирая руки. – Страна Аркадия! Пей – хоть залейся!
Они расположились на свободном пятачке. Клеопатра достала из своего ридикюля стакан, бутылку и откомандировала малыша за выпивкой. Тот набрал сивухи из самогонного озера и вернулся к честной компании. Мамка наполнила стакан и обвела своих чертяк веселым взглядом:
– Дамы и господа! – Клеопатра приподняла стакан. – Сегодня мы принимаем в наши ряды нового члена… Так выпьем же за то, чтобы этот могучий член вписался в наш дружный запойный кружок. Пожелаем ему, чтобы он не загремел под фанфары в нижние яруса, к красным мутантам Червлёного и титанам сектора Зет. Или, еще того хуже – к ночным странницам бездн Мрака. Пожелаем ему удачи и отпадных глюков! Пусть косит цимбель во славу нашего славного батьки Глисты и кохает сладких девочек с мохнатыми хвостами в свое полное удовольствие!
Глава восьмая
Глюки
Наше вам с кисточкой,– одноглазый сделал движение рукой, как будто приподнимал шляпу над головой. – Можно к вам присоседиться?
– Сидай,– сказала Клеопатра.
Бес с довольной улыбкой опустился на гальку, подобрав под себя хромую ногу. Его изуродованное лицо пылало жаром. Багровый рубец делил его на две разнородные части, как маску мима. Одна была гладкой, блестящей, и словно вскрытой лаком – и на ней с ухарской беззаботностью горел пьяный глаз; другая же – скособоченная, пепельно-серая, смахивающая на копченный кусок мяса, – была неподвижна. Пустая глазница под угрюмо нависшей надбровной дугой производила жуткое впечатление.
– Ну, как новенький? Осваивается?
– А куда ж ему деться? – сказала мамка.
Одноглазый подмигнул Горелику.
– И как тебе тут у нас?
– Ничего,– сказал Горелик. – Жить можно…
– Я слыхал, ты отметелил Толяна?
– Было дело... – чемпион Чёртовни произнес эту фразу небрежно, с видом бывалого беса.
– Вот это по-нашему! Давай по такому случаю хрюкнем по соточке.
Желая продемонстрировать свой геройский характер, Горелик залпом осушил предложенный ему стакан вонючего самогону. Он утер губы рукавом.
– Бери, закусывай, братишка, – предложил одноглазый. – А то без закусона недолго и скопытиться.
Он поднял с земли лепешку бурого помета и протянул Горелику. Новичок пожевал помет. Он оказался сытным, хотя и не слишком-то приятным на вкус.
– Хлеб наш насущный! – воскликнул Белиберда, простирая руки над головой. – Чем не житуха, а? Страна Аркадия!
– Воистину так,– подтвердил одноглазый. Он тоже откусил кусок помета. – Не то, что у красных мутантов или в норах Добона... А как там дела за горой, герой?
– Дела, как сажа бела,– сказал Горелик. – Двигаются помаленьку.
– И что новенького на том свете?
– Новенького? – хмель ударила Палёному в голову. Он прожевал лепешку дерьма… – А вот что новенького! В том мире я заправлял большими делами! Очень большими делами! И меня там все уважали – потому что Горелый,– новичок постучал себя пальцем по лбу,– это голова! Горелый кумекает, что к чему. Он знает, как надо фраерам мозги вставлять. И как проворачивать дела по уму – так, чтобы все было-шито крыто. Чтоб и комар носу не подточил! Ты понял? А почему? Сказать?
– Ну, скажи,– сказал одноглазый, подмигивая Клеопатре.
– А потому что Горелый действует с головой! – чванливо заявил Горелый. – А без головы делать дела – это дохлый номер, фуфло. И вы еще сами увидите, что Горелый – это вам не какое-нибудь там фи-фи. Просто Горелый пока присматривается, он анализирует. И причем анализирует очень тонко и очень глубоко. Горелый – он на километр под землю видит! И если кое-кто тут надеется, что его мансы пройдут безнаказанными,– сказал вновь прибывший бес, с тонким подтекстом взглянув на Белиберду, – то он глубоко ошибается. Очень глубоко ошибается. Да. Очень и очень! И очень скоро горько в этом раскается. Я это вам открыто заявляю! Я… Едрёна-корень! – изумленно вскричал чемпион Чёртовни, прерывая свой хвастливый монолог. – А это шо за диво?!
Он протер глаза.
Нет, глаза его не обманывали: посреди озера, раскинув огромные перепончатые крылья над самогонной гладью, плавал зеленый змей. У него было три головы на длинных тонких шеях, и каждую из них венчала золотистая корона.
– Ну, шо ж ты скис, герой? – спросила Клеопатра. – Может, дать сиську пососать?
– Хозяина увидел! – хихикнул Белиберда.
Горелик мотнул головой.
– Не пялься на него так, братишка,– предостерег одноглазый. – Если он тебя заприметит – лиха не оберешься.
Горелый отвел от змия взгляд.
– Кто это?
– Мокуша. Он заведует этим ставком.
– Ну, шо, пульнем еще по маленькой? – предложила мамка.
– Можно,– кивнул одноглазый. – Отчего же не пульнуть?
К этому времени Белла уже лежала на гальке, подобно бесчувственному бревну. Белиберда ущипнул ее за ребро и сказал:
– Уже скопытилась, тварюга!
Он сходил к озеру за самогоном, и бесы пустили стакан по кругу. Закусив, они запели:
А на фига, а на фига
Заехал к черту на рога…
Внезапно Белла зашевелилась, встала на колени и начала стягивать с себя платье.
– А это шо за стриптиз? – строго произнесла Клеопатра. – Шо за безобразие такое?
– Пойду купаться! – простонала Белла.
– Совсем охренела девка,– сказал одноглазый.
– Мне необходимо освежиться!
Белла стала царапать ногтями грудь, мотая головой:
– Так палит! Так палит! Ай! Люди добрые! Помогите!
– Ша, цындра! На, выпей и успокойся.
Мамка протянула Белле стакан сивухи. Та жадно осушила его, облизнула потрескавшиеся губы. Одноглазый протянул ей лепешку помета:
– Закуси.
– Не хочу.
Она свалилась на берег. Грязное платье задралось, открывая взором чертяк ее тощий зад в желтых трусах.
– Отрубилась,– прокоментировал Белиберда.
– И хрен с ней,– сказала Клеопатра.
– Ну, шо? Еще по 50 капель? – предложил одноглазый.
Горелик ухарски махнул рукой:
– Наливай!
Пока они пировали, на озере появилась лодка. В ней находились две обнаженные красавицы. У каждой в руках было по веслу, и они гребли в их сторону. Одноглазый подмигнул Горелику:
– Во крали, а?! Я бы от таких не отказался!
Красавицы причалили к берегу. Одна из них призывно махнула ладошкой кому-то на берегу, и одноглазый хитро прищурился:
– Тебя кличут, братишка. Лови момент!
На лице Паленого заиграла самодовольная улыбочка. Он приставил руку к своей груди, вопрошая:
– Меня?
Голые барышни утвердительно закивали. Чемпион Чёртовни поднялся на ноги. Он подобрал живот и напыжился, расставив руки бубликом. Пьяно покачиваясь, Казанова двинулся к сладким девочкам. Одна из девиц спрыгнула за борт и, выйдя на берег, повернулась к Горелику спиной. Она нагнулась и опустила руки на нос плоскодонки, чтоб удержать ее у берега. От такого зрелища у пьяного беса перехватило дух.
Новобранец приблизился к красоткам, вышагивая по прибрежной гальке подобно павлину, распустившему хвост. Он ступил по лодыжку в самогонное озеро, перевалил в челнок. Дева на берегу оттолкнула лодку и запрыгнула на нос. Ее подруга сидела на корме. Красавицы развернули лодку и стали отгребать от берега. Горелик спросил игривым тоном:
– А куда мы плывем?
– К Мокушке,– сказала та, что была на корме. – Ему как раз пора обедать.
– А-а… Шо? – бедный бес едва не выпрыгнул за борт, но, к своему ужасу, увидел под толщей мутного самогона зловещие очертания какого-то чудища.
– Сиди, и не рыпайся,– наказала та, что сидела на корме.
– Да не волнуйся ты так, – пообещала другая красотка. – Сначала мы подарим тебе отпадные минуты блаженства! Верно, я говорю, Диана? А уж потом свезем к хозяину на ужин.
– Да уж постараемся, чтобы парень получил свое удовольствие по полной,– улыбнулась Диана. – Обслужим его, как короля!
Между тем Мокушка дремал в инфракрасном сиянии, поджидая свою жертву. Теперь его короны светились разными цветами – светло-оранжевым, багровым и лиловым. Девицы, впрочем, стали загребать к какой-то протоке, и вскоре лодка плавно заскользила по зеленоватой воде по узкому извилистому рукаву между высоких камышей. Постепенно рукав расширялся, превращаясь в ручеек с чистой прозрачной водой. Берега стали выше, на них появились вербы, под сенью которых виднелись лужайки, поросшие невысокой сочной травой. Сквозь нежную зелень листвы струились ласковые лучи заходящего солнца. В глубокой тишине были слышны звуки мерно гребущих весел. Поистине, то был райский уголок! Очаровательные спутницы Горелика пристали к берегу. Они вышли из лодки, подобно речным нимфам. Диана расстелила одеяло в тени акации и грациозно опустилась на него, увлекая за собой и Горелика. Бес коснулся жаркой, упругой груди женщины, его шею обжег страстный поцелуй. Нежные руки возбужденно стаскивали с него одежду. Подруга Дианы улеглась рядом и стала лобзать Горелика в низ живота. Желая обладать сразу двумя красавицами одновременно, Казанова провел рукой по ее шелковистой спине, его рука скользнула ниже… еще ниже, жадно ощупала восхитительные округлости и… коснулась чего-то длинного, лохматого.
Горелик вмиг протрезвел – в его руке был хвост! Он открыл глаза, закрытые в сладкой истоме, и с ужасом увидел перед собой оскалившуюся пасть с длинными острыми клыками. Волосы встали дыбом на его голове. Он вскочил на ноги, бросился к реке и сиганул в воду. Но вода почему-то оказалась твердой, как стекло. Обезумев от страха, он побежал по ручью. Из-за дерева на берегу выскочил лысый чёрт, с рогами и хвостом. Его глаза пылали, как раскаленные угли. С вилами наперевес, он бросился вдогонку за Горелым. В мгновение ока, Чемпион Чёртовни выскочил из протоки и помчался по озеру к своим бесам. Сердце стучало, как паровой молот. Вдруг его как бы пронзило электрическим током. Он встряхнулся и обнаружил себя на берегу озера, бьющегося в руках одноглазого и Белиберды.
– Спокойно, братишка,– увещевал его одноглазый. – Охолонь.
Горелик обвел пьяную братию мутным затравленным взглядом. Его трясло, как осиновый лист.
– Шо, нахватался глюков? – спросила Клеопатра.
– Ну.
– И кого же ты там увидал? Тещу?
– Не, хуже,– прошептал Горелый посиневшими губами и с отчаянием махнул рукой. – Наливай!
Продолжение