Братуха
Живу я не в Бразилии,
Не в Швеции и Греции,-
В стране Вообразилии
И На Дуде Игреции.
Среди гороха и бобов,
Озер и тополей
Ищу ладошку теплых слов
Для родины своей.
Над ней гуляют сотни туч,
И нет ее родней,
И флюгер, весел и скрипуч,
Всласть вертится над ней
Спасибо хлебу русскому
И ветру, и волне,
Коль боль и радость чувствую
И музыку во мне.
Осоку, неудобину
Сумел я полюбить.
В душе храните Родину,
Иначе ей не быть.
Женщина
Красота спасет мир
(расхожее мнение)
Идет по проспекту женщина,
Как будто с журнала модного,
В ней столько чего-то вечного,
Прекрасного, благородного.
Навстречу бегут прохожие,
Зачуханые, суетливые,
Совсем на нее непохожие,
Но тоже порой красивые.
Спешат со своими думами,
Иные с утра сердитые.
С пакетами, с вечными сумками,
С едой, для семьи добытою.
Мужчины, как птицы, серые,
В погоду идут непогожую.
Не знаю, во что они веруют,
Осенней охвачены дрожью.
С глазами, поверх смотрящими,
Не видя друг друга, расходятся.
Что среди них вы обрящете?
Идут и молчат, как водится.
Среди хоровода вечного,
Погоды, на нас струящейся,
Идет по асфальту женщина
Из нашего настоящего.
Счастливая, несчастливая?
До боли в душе одинокая…
А улица тоже красивая,
Она как река, широкая...
Село
Шумели в доме ребятишки.
Играли внуки в кошки-мышки.
Богато бабушка жила,
У бабки внуков полсела.
Краснели, спели помидорки.
Тепло в домишке на пригорке.
Петух и куры на насесте.
Село – невеста на невесте.
Сыны и дочки на работе.
В деревне бабушка в почете.
Жилось в деревне веселО',
Звалось Лукерьиным село.
***
Есть в памяти такой денек!
Май над тесовой утлой крышей.
Я, тихий сельский паренек,
Всегда хотел взобраться выше.
Цыпленок. Девять-десять лет.
По телу синие прожилки.
Я был классический скелет,
Но все-таки парнишка пылкий.
Я здесь, как птица, в вышине
Мог скинуть с узких плеч рубашку.
Никто не подойдет ко мне,
Не тронет пальцем, как букашку.
В руках был Пушкин. Боже мой!
Сей старый том прописан ЯТЬю!
Предписано самой судьбой,
Чтоб мы дышали, словно братья.
Я помню, как «Метель» прочел,
Навзрыд я плакал над «Дубровским»,
Я беззащитен, слаб и гол,
Держал у глаз рубашку в горстке.
А тонкий на груди загар,
Чуть солнцем тронутые руки
Я – господи! – не замечал,
Подверженный сердечной муке.
– Ты, что же, плакал, мальчик мой? –
Участливо мне мать сказала.
А я стал красный и немой,
Краснее своего загара.
Братуха
Мы не друзьями, не врагами
Встречались в школе, он и я.
Мне тяжело, и трудно маме,
Что у отца своя семья.
Мой папа, – как все странно это! –
Мальчишке неродной отец,
А я как будто жил без света,
А я был брошенный птенец.
Отцовской обделенный лаской,
Его я жутко ревновал.
Он обходил меня с опаской,
Он от меня добра не ждал.
И только взгляды исподлобья,
И – ни улыбки на устах.
И у него, наверно, дробью
Душа прошита в ста местах.
Раз подошел и тихо, глухо
Сказал, как в чем-то виноват:
– Давай, ты будешь мне братуха,
У нас еще родился брат.
Взглянул, мои увидел слезы,
Смущенно в сторону пошел.
Шумели на ветру березы.
Играли парни в волейбол.
Я видел, как он трудно дышит.
Догнал, кляня себя стократ:
– Ты очень добрый парень, Миша.
Прости!
Конечно, буду брат…
Расту?
Расту? Расту. А до чего дорос?
Через забор перемахну с задором.
Отвык совсем уже от детских слез,
И щеки стали ярче помидоров.
Но все равно, еще расти, расти.
Летать, летать, когда дорога снится.
Я бабушку встречаю на пути,
Когда я в небо подымаюсь птицей.
Она увидит: «Полетел, внучок?
И я три года, как уже летаю.
Не зацепись рубашкой за сучок.
Не ушибись, не потеряйся в стае».
А я, внезапно оборвав полет,
Сажусь и горько ожидаю бабку.
Она уже летает третий год
Но никогда не делает посадку.
Русский квас
Строгает Бондарев дощечки,
Сбивает бочки Бочкарев,
А Логунов лежит на печке,
Он нынче сильно нездоров.
Одним в рассоле огуречки,
Грибочки в бочке у других,
А Логунов лежит на печке,
Чуть-чуть согрелся и затих.
Есть логунок – сосуд для бражки:
Кран отвернул – согрелась кровь,
И Логунов по полной чашке
Отведать варева готов.
Я благодарен Бочкаревым.
Здесь, Логуновы, не про вас.
У нас в деревне Огарево
Держу в бочонке крепкий квас.
Рыбаки
На лед, по легкому морозу
Как мухи, сели рыбаки.
Не то, чтоб баба колом с возу -
От жен слиняли мужики.
Сидели раньше на диване,
Теперь – клюет иль не клюет? –
Сменили бденье у экрана
На лунку и окрестный лед.
О чем мечтают рыболовы?
Ты сам пойди, да их спроси.
Во имя скудного улова
Страдают жены на Руси.
Ворон
Он - вор, он - вор,
он ворон черный!
Из стаи галок и ворон
Он изгнан, как обсевок сорный.
Он быть изгоем обречен!
Он взял добычу из-под носа,
Врага пригрел и воспитал -
Вчера у дальнего откоса
Высоко
сокол пролетал
Пугались хмурые вороны,
На кромку у воды садясь,
С угрюмым криком похоронным
Топтали илистую грязь.
А тот подросший соколенок
Так трепыхался над водой,
Что ворон плакал, как ребенок,
Как будто
сам был
молодой...
Волчица
Глухой зимой
на вольной воле,
С больной луной наедине
На пустоплесье, в ровном поле
волчица
воет в тишине.
Она сидит,
отстав от стаи,
Подставив ветру впалый бок.
Ее кусает стужа злая,
И в горле горечи комок.
Вот тот овраг, где были дети.
Их ветер в поле раскидал,
Лишь Бог за их судьбу в ответе.
Но день
чернее ночи стал.
С тоской голодной нету сладу.
А годы все ж берут свое...
Ты от нее не жди пощады
За волчье, злое бытиё!
Персеиды
Август. Сыплются Персеиды,
Зреет в поле тугая рожь.
Все нелепицы, все обиды
Превращаются в звездный дождь.
Запах хлеба и шорох неба,
И Молочная полоса,
И похожий на быль и небыль
Путь от Звездного Колеса.
Время прожито вместе со всеми,
Крупным жемчугом утром роса,
Остается на стеблях растений
Путь от Звездного Колеса.
Аркаим. Незабудки
Был месяц мрак на Аркаиме*.
Как лук, изогнута луна,
И сверху белым кругом иней
Наметил контуры окна.
Гудели кроны сосен глухо,
Все шло привычной чередой,
Шептала наговор старуха,
Плеснув на уголья водой.
– Идет беда по всем приметам:
Разбила глиняный горшок.
Едва ли доживу до лета…
Тебя бы увидать, сынок!..
Мать извелась совсем в разлуке.
Сын ищет каменную соль,
А у нее ослабли руки,
А у нее на сердце боль.
Ей вспоминались злаки в поле,
Жевать хотелось дикий лук,
И чтобы хоть немного соли
Он подал ей из сильных рук.
Был месяц мрак на Аркаиме,
Когда пургой заносит след.
Она звала, но сына имя
К нам не дошло сквозь толщи лет.
Днем разыгрался ветер жуткий,
Пропали свет и голоса…
Сын летом встретит незабудки –
Ее незрячие глаза.
* Аркаим – место на Южном Урале, где было обнаружено древнее поселение (город) ариев, при их переселении в Индию.
Город Бремен
Как поживаешь, старый город Бремен?
Какая музыка на улицах звучит?
Стал ты, боюсь я, слишком современен,
И к старому потеряны ключи.
Ослы не ходят в розовых штанишках,
И пастухов не будят петухи.
И впрямь, такое нынче было б слишком,
Теперь не любят сказки и стихи.
А мне по сердцу старый тихий Бремен,
Его старинных улочек разбег,
Веселый дух варений и солений,
Чем славится обычный человек.
Я сам из рода старых музыкантов,
Еще стучу в дырявый барабан.
Ах, старый Бремен, сонмище талантов!
Ужель ты только призрак и обман?
Сравнительные жизнеописания
Докучливый, досадливый читатель
Зашел и занял сразу полстола.
И, не найдя на нем чернильных пятен,
Он с ходу стал вникать в мои дела.
Откуда я беру свои сюжеты, -
И взгляд его был полон укоризн,-
И не пишу ли на манжетах,
Видна ли мне за частоколом жизнь.
Все больше нарастало раздраженье,
Он хочет знать, куда я поплыву.
Он сразу упредил мои движенья,
Глазищами похожий на сову.
Нет, я не запущу тяжелой книгой,
Хоть он абстрактный, но вполне живой,
А я, всецело озабоченный интригой,
Хочу коснуться точки болевой.
Я для него один бреду в пустыне,
Он не один, за ним шагает рать…
Писали для веков Плутарх и Плиний,
А мне бы мир в единый том собрать...
---
Плутарх, автор "Сравнительных жизнеописаний".
***
Их накопилось - светлых, темных - разных.
Стихи пишу во сне и наяву.
Я не пишу их из одних согласных,
Есть несогласные, вот этим и живу.
Есть разные. Есть звонкие, глухие.
И им - дышать, пусть мир не изменить.
Не благовест я слышу над Россией,
А только пульса тоненькую нить...
Рейсы на Луну и на Венеру
Внеплановые рейсы на Луну
Оканчиваются вечно неудачей.
То где-нибудь в болоте утону,
То деньги зря на ерунду растрачу.
Что происходит, ясно и ежу.
Пройти в хорошем темпе стратосферу.
К своим ногам я нынче положу
Безрукую красавицу Венеру.
Да, мне костер в душе не погасить.
Я вновь и вновь подбрасываю ветки.
Мне бы стихов у музы попросить
И чуточку вниманья у соседки.
***
Мне несуразный хочется составить стих,
В котором что ни строчка, то загадка,
Чтоб слог его был неприметно тих,
И чтобы даже был не очень гладкий.
Примерно так, как говорите вы,
А вы ведь говорите не стихами!
Но чтоб звучал в них отзвук синевы
И по воде широкими кругами
Звук расходился, уходя в кусты,
Где в частых стрелках спрятались утята.
Чтоб за деревнею текла река,
На берегу сидели бы ребята.
Качались два ребячьих поплавка.
Еще далеко было до заката.
Чтобы молчал тот и другой рыбак.
Чтобы меня увидев, их собака
Внезапно поняла «Чудак,
Пропащий рифмоплет, бродяга…».
А я бы улыбнулся сразу всем,
И всем сказал:» Не бойтесь,
Я не съем!» ...